Слова потеряли силу. Словно дождевые капли, они текли вниз по бумаге, пока не оказались в мировой канализационной сети фейка. Все стало фейком. Хочется что-то почувствовать, но не получается. Чувства тоже стали фейком. Жизнь превратилась в неоплаченные счета и отдых в Турции. Хочется что-то почувствовать, но не хочется показаться навязчивым. Волшебным прикосновением время превратило вино в воду. Хочется съебаться на сорок лет в пустыню, но кто-то должен кормить хамелеона и поливать кактус. 

Словно слова, текло стекло по венам в канализацию. Смысл терял жизнь. Хамелеон ел в пустыне кактус. Неоплаченные счета съебались на сорок лет в фейковую Турцию и ты остался совершенно один. 

Ты превращаешь время в никому не нужные буквы. Даже ребёнку известно, что никто, кроме большевиков, не читает толстых книг. Меньшевики либо расстреляны, либо завернулись в одеяло и пьют чай, поглаживая кота. Ты превращаешь время в никому не нужные буквы, потому что ты не умеешь жить за рамками этих букв. Ты умеешь ходить по городу, смотреть на падающие памятники Ленину, читать фейковые новости в Нью-Йорк Таймс и попивать кофеёк, изящно подняв мизинец левой руки. Но ты не умеешь жить. Ты видел реку Ааре и пил чай оолонг. Ты слышал все песни группы "Умка и Броневичок", но так и не научился жить. 

Река оолонга изящно впадает в кофеёк. Госпожа Ленина съела конфету “Умка и Меньшевичок”, умерла и спряталась в Мавзолее. Перед смертью она завернулась в город и связала для внуков одеяло из букв. Внуки ещё не родились, но уже расстреляны вопросами журналистов. Кот съебался на сорок лет в Нью-Йорк, и ты остался один. 

Маленькая девочка стоит у озера и боится зайти в воду. Она потеряла свой надувной круг. Другие дети плещутся в воде. Их родители жарят у озера водку. Отец девочки ушёл от матери к другой женщине. Мать эмигрировала в другую страну. Бабушка с дедушкой, оставшиеся с ней, живут в скафандрах. Бабушка в легко бьющемся грустном хрустальном скафандрике, дедушка в крепком стальном социалистическом, сделанном навсегда скафандрище! Девочка стучиться в эти скафандры только при крайней необходимости. 

Однажды дедушка уснёт навсегда, так и не покинув скафандр. Бабушка выберется из скафандра, но так и не сможет уснуть. 
Девочка эмигрирует в другую страну. Она будет влюблять в себя иностранцев и заставлять их страдать. Она завернётся в одеяло, будет гладить кота и рисовать картины собственными слезами, но так и не научится жарить с другими детьми водку у озера. Надувной круг потерян навсегда. 

Слова потеряли силу. Они ушли жарить кота и заставлять его любить себя. Иностранцы дарят детям водку взамен на стволовые клетки. Социалисты эмигрируют в ад. Всё съебётся на сорок лет к чёртовой бабушке и…. 

Один знакомый архивариус рассказывал мне о человеке, который каждую ночь путешествовал в страшные сны этой девочки и пытался отдать ей свой надувной круг. Однажды он потерял круг, не смог выбраться из её ночного кошмара и остался там навсегда. 

Глупец... Больше ничего о нём и не скажешь.