Память. Натан Эйдельман

Натан Яковлевич Эйдельман (1930-1989 г.г.) – крупнейшая фигура отечественной историографии второй половины ХХ века, писатель, публицист, подвижник-просветитель, образованнейший историк, архивист с поразительным чутьем. Как ученый Натан Яковлевич стоит в ряду замечательных русских историков. Знавшие его люди говорили, что он не изучал историю – он жил в ней, он не говорил об истории – он говорил с историей. А жизнь в истории требует предельного напряжения сил. Иногда это заканчивается трагедией.

Помню: мне позвонили утром – в 8.30. Предупредили, что лекции не будет. Эйдельман умер… Не поняла. Не хотела понять.

Он, всегда такой живой, быстрый, любимый всеми! Он, который приходил к нам в музей (Музей А.С. Пушкина в Москве), как к себе домой, что-то рассказывал, шутил, читал лекции. Устные выступления у нас – это его книги потом, дополненные, доработанные, переработанные. И теперь его нет…

Он никогда не болел. Почему же все произошло так быстро?! Инфаркт, обширный инфаркт. Его сердце, большое, измученное, но такое доброе, не выдержало.

Уже 15 лет как его нет с нами. 15 лет без этого человека, выросшего в годы сталинских гонений, хлебнувшего сполна советской действительности.

Пятнадцать лет назад, на рассвете 29 ноября 1989 года он вдруг стал для нас недосягаем. Человек, обладавший абсолютным историческим слухом; человек, который писал о людях, ушедших в историю, сам стал историей. Человек, друзьями которого называли себя сотни, чуть ли не тысячи людей, любимец миллионов читателей (его книги и сейчас нелегко купить), погиб в течение полусуток, как обычно, никого собой не побеспокоив. И остались рядом только растерянные врачи и сестры, зачарованные рассказами сраженного инфарктом пациента.

Н.Я. Эйдельман родился в апреле 1930 года. Его родители познакомились в Киеве в еврейской студии «Аманут», где Мария Натановна читала на иврите «Песню песней». «Отец, - вспоминал Натан Яковлевич, - пламенный еврей, и оттого, что умел любить свой народ, был настоящим русским патриотом». Таким же патриотом был и сын, создавший образы деятелей русской истории и литературы: Карамзина, Пушкина, Грибоедова, Лунина , Пущина и других.

В 1951 году Эйдельман–сын стал свидетелем ночного обыска в квартире и ареста отца. За разговоры о разгуле антисемитизма в России Яков Наумович, доброволец, офицер, имевший множество боевых наград, прошедший две войны – с Германией и Японией, - был осужден на 10 лет лагерей.

Остались вдвоем: мать и сын, нежно любившие друг друга. (Не могу забыть эту очень пожилую женщину, прижавшуюся виском к гробу сына).

После окончания исторического факультета Московского университета в 1952 году Эйдельмана как еврея, как сына осужденного, направили на работу в Московскую область. С трудом устроился учителем в школу. До сих пор вспоминают о нем бывшие его ученики. Это был учитель–легенда. Преподавал историю, астрономию, немецкий – почти все предметы, кроме физкультуры. Учителей не хватало.

В 1955 году удалось всё-таки перебраться в Москву, но вскоре его привлекли по делу диссидента Льва Краснопевцева, который был осужден на 10 лет. Другие получили чуть меньше. Эйдельмана, не входившего в эту группу, мучили обысками, допросами. В конечном счете ограничились исключением из комсомола и изгнанием из школы. Опять начались поиски работы. В Исторический музей (на Красной площади) не взяли: всё-таки здесь мимо музея провозят усопших вождей, а историк Натан Эйдельман  «может оказаться бомбометателем». Сейчас - смешно. Тогда – очень серьезно.

Друзья находят место в Истре, в Областном музее краеведения. И здесь (счастливый случай!) Эйдельман обнаружил автограф  А.И. Герцена. С этого всё и началось.

На него обращает внимание ученый с мировым именем, бывший заключенный, прошедший лагеря Калымы, - Ю.Г. Оксман (1895 – 1970 г.г.). Он предлагает на редкость увлекательную тему: найти в архивах материалы о корреспондентах Герцена и Огарева. Эта работа завершается для Эйдельмана защитой кандидатской диссертации «Тайные корреспонденты  «Полярной звезды».

А Оксмана «бдительные» органы в покое не оставляют: его исключают из Союза писателей, увольняют из Института мировой литературы и даже запрещают упоминать его имя в научных трудах.

После завершения диссертации Эйдельман переходит к Пушкину, становится авторитетнейшим пушкинистом, далее - к декабристам, к Карамзину, всё глубже «зарывается» в эпоху XVIII- XIX веков. Эта одна сторона его научной деятельности. Но есть и другая – его публичные выступления перед самыми различными категориями слушателей с рассказами о своих разысканиях. Он стал прямым продолжателем благородной традиции публичных чтений и лекций известных русских историков:  Ключевского, Соловьева, Грановского. В сущности, Эйдельман впервые у нас вывел историю на сцену, обратившись к массовой аудитории.

Как он рассказывал! Это был научно-исторический театр. После его лекций бежали в библиотеки, пытались купить, достать (тогда еще достать) книги о людях, чьи имена упоминал Натан Эйдельман.

Шло, менялось время. Его всё более занимают современные общественные проблемы: трагедия Катыни, антисемитизм в России. Он пишет письмо М. Горбачеву об «уникальности распространения антисемитизма в СССР как самой общесоюзной шовинистической идеологии, затрагивающей евреев и неевреев. Это один из важных критериев, по которому мир судит о движении общества к прогрессу. Есть еще время, - продолжает писатель-ученый, - пресечь антисемитизм, разумеется, в интересах еврейского меньшинства, но еще более в интересах всей страны».

В годы перестройки Эйдельман наконец-то стал выездным. Перед ним открылись зарубежные архивы. Он побывал в Германии, Италии, Франции.

И здесь нельзя не сказать о связях Эйдельмана с Германией. В Мюнхене и Берлине он работал в архивах, нашел много интересных материалов. Его пригласили прочитать несколько лекций в Кёльнском университете, он выступил в Берлине.

«Могучий человек», - писала об Эйдельмане известнейший пушкинист Т.Г. Цявловская, а журналист Ю. Щекочихин, узнав о смерти Эйдельмана, сказал: «Мы потеряли великого современника».

Людмила Рохлина, Франкфурт-на-Майне