Литературный Рейн. Мария Каменкович 2005-02

Демьян ФАНШЕЛЬ

Слово о МАРИИ КАМЕНКОВИЧ

15 декабря не стало Марии Каменкович.

Ничего - ни некрологи, ни слова - не могут передать редкость этого человека. Просто: проживи хоть сто лет - вперёд или назад - таких не часто встречают. Невозможно было не заметить: здесь редкая, ручной выделки тонкость и душевная чистота: настоящая, неподдельная. При всей многоучёности и остроте - блестящей оккамовой бритвы - ума. Человек, глубоко и, как-то, не по-современному, верующий, биологически предназначенный христианству, она была напрочь лишена менторской нетерпимости, - что, в сочетании с громкими пафосными нотами, создаёт, порой, неодолимое препятствие в разговоре "про Это". С ней-то, как раз, можно было - и поговорить, и, с другой позиции, поспорить - потихоньку дорастая до уровня собеседника. И ещё: надо всегда было быть осторожным: у Маши очень искренняя, очень предсказуемая реакция сопереживания - с тяжёлыми, для такой хрупкости, последствиями. ( О которых ты - знал, знал! Но как не поделиться с другом по переписке...) Редкий, исчезающий вид.

Можно писать о ней, как о современном поэте, которого хочется - редкость - доставать с полки и перечитывать. Как о лингвисте, филологе, приглашаемом на самые почётные конференции, переводчике и комментаторе (надеюсь, что она сейчас как никогда близко к истокам слов. И что теперь может предъявить ту статью, посвящённую Вячеславу Иванову, - её адресату). Как о женщине, в 34 года узнавшей о своём неизлечимом заболевании и, с прекрасным мужеством, достойно, полнокровно жившей все эти семь лет. Даже, более того: именно в это время создаются лучшие стихи и - рождается чудесный младший сын. И, более того: чувство юмора!: всегда, настоящее, именное, английской отделки. Как о собеседнике, писем которого ждал у компьютера весь день - и весь следующий день - пока не закончатся её больничные хождения по мукам: и какие были письма, как интересно было!

Маша, хочется, как часто бывало, послать тебе этот текст: посмотри-ка: всё ли там на своих местах - на твой вкус.
Могу ли я описать тебе это чувство? На твой слух полагаться можно и сейчас.
Слух - присутствует.
Как тот самый хлопок без ладони. Как нота замолчавшего камертона - в ушах настройщика.
Побеседовать ещё вот только долго не удастся.
Словами - никогда.
Вот видишь, Маша, всегда так: начали письмо - о жизни и смерти, закончили - о словесности и бессловесности.
Позволь - твоим голосом - из сада (Это была опечатка! Это была опечатка, которая - не мой сигнал). Из твоего "Сада в Александро-Невской лавре":
"Ничего, когда-нибудь мы умрём и обо всём узнаем".
Мы помним тебя. Мы читаем.

Ольга БЕШЕНКОВСКАЯ

"...уж полдень минул, не сутулься, не горбись, не твоя вина...

* - и страшным выпаденьем пульса повиснет в доме тишина."

Были эти строки написаны в 1995 году. Через десять лет тишина повисла в доме их автора...
Нет, я не о том, что поэт - всегда пророк, что-то предчувствует, предвидит, предслышит... Здесь речь может идти скорее о знании и о мужестве.
Маша Каменкович приехала в Германию с тем самым диагнозом, от которого в силах спасти разве только Чудо... И на какое-то время Чудо спасло: чудо творчества, чудо материнства. Со стороны казалось, что ничего страшного уже произойти не должно: молодая, красивая, талантливая... То фотографию очаровательного младшего сына пришлёт, то новые стихи или статью...
А потом - вдруг - письмо от Валерия, мужа, помощника, соратника. И - тишина уже и в моём доме. И в тех домах, которые знали Машу Каменкович...
А вслед за тишиной - звон-перезвон... Как же, мол, так, заволновались коллеги, это же ужасно, и ужасно несправедливо...
Господа, давайте любить друг друга при жизни! Сильные люди не рассказывают каждому встречному о своих болезнях, не говорят о сокровенном, но сами о себе знают всё...
Некролог - это беспомощная компенсация за ту недостачу любви, которая, как правило, сопутствует поэту на протяжении его земной жизни.
(Иногда меня спрашивают: почему Вы всегда так хорошо отзываетесь в печати о коллегах - вот именно потому, что мера моего отношения к ним - высшая, тот самый как бы некролог при жизни, в котором нет мелких упрёков, нет ничего несущественного, а только лучшее и главное, только Итог... Просто после многих и многих потерь я всегда боюсь опоздать...)
Зато у поэта есть одна привилегия, отменить которую не властен никто. (Это что-то вроде - помните? - советской конфетки с задорным названием "А ну-ка, отними!"...) Ещё одна жизнь, жизнь после смерти, жизнь Души в Бесконечности...
Мне кажется, это роднит поэзию с православием, догматы которого в Маше меня порой царапали. Спорить не могла - знала диагноз... Хочется верить, что Бог помогает всем истинно верующим, что переход в мир иной она ощущала именно как переход, а не как финал, потому и затихла - как уснула...
Произошло это 15 декабря, незадолго до католического Рождества, когда уже были приготовлены Ханукальные свечи...
Бог един, а календари - "всё врут календари"...
Другая жизнь Марии Каменкович уже началась: нахлынули воспоминания...
...Однажды Маша прислала мне политическое стихотворение с просьбой помочь его где-то срочно опубликовать. Было это в дни бомбардировки Белграда. Мысль же стихотворения заключалась в том, что сейчас Христос - с обездоленными албанцами. Я придерживалась как раз противоположного мнения... Но дело даже не в этом. Позвонила: "Маша, понимаете, Вы же далеки от политики, у Вас нет этого нерва, и это же всё пропаганда, Вам потом не по себе будет..." Соглашаться она не любила. Смирилась. А я, помнится, добавила: "Но мне кажется, хорошо, что Вы в принципе такое готовы допустить..."
Мы обе воспели наш родной Петербург, но это были как бы два совершенно разных, редко пересекающихся даже в поэтическом пространстве города. Книжка Марии Каменкович, которую она составила с основательностью и трепетом к 300-летию Петербурга, там не вышла. Это должна была быть её третья книга стихов. Я храню Машин подарок - дискету с ней. Маша, я постараюсь, книжка должна попасть к читателям, к Вашим читателям... Вы получите Знак от нас Там, а мы от Вас - тут...
А вообще последнее время стихи и эссе Марии Каменкович печатались широко, и уже не только, как когда-то, в "Родной речи" (первые публикации в Германии) или в других журналах и альманахах, выходящих здесь. Незадолго До... состоялась даже публикация в "Новом мире". Но - Новый Мир, без кавычек, уже стоял у порога...

"...У заповеданных дверей, Которым скажут отвориться По предъявленью декабрей, Перелицованных сторицей..."

У... Дверей... Декабрей...
Вот так Маша сама обо всём заранее и сказала. Пытаться расшифровывать и, тем более, объяснять стихи было бы бессмысленно и бестактно. Они для тех, кто всё понимает с полуслова...

Только что, в рубрике "Литературный Рейн" ("Партнёр" №11, 2004) я представлял читателям Марию Каменкович и не мог не радоваться тому, сколько тёплых слов по поводу публикации её стихов от коллег и знакомых услышал! И вот Маши нет! Горько. Больно. О ней ещё будут писать и говорить. О поэте. О человеке. В ней это было неразрывно. Будут ещё заново вчитываться в стихи, совсем иначе - и острее! - воспринимая их глубину и строгую красоту. Стихи в нашей рубрике оказались последней публикацией, которую при жизни Мария держала в руках. Но стихи будут приходить к читателю снова и снова - и уже приходят сегодня, в этой подборке стихов, составленной её мужем Валерием Карриком. Жизнь стихов - и её жизнь в стихах - продолжается. В присутствии Марии было стыдно пустословить, скользить по поверхности, лукавить. Что изменилось? Если в твоей судьбе запечатлеваются такие люди, ты неизбежно будешь ощущать этот стыд - присутствие Маши продолжается. Спасибо тебе, Маша, за это чувство! За то, что мне твои доброта и тепло - при всей твоей строгости! - были искренне выражены! Будь в нас! Будь с нами!

Даниил Чкония

Мария КАМЕНКОВИЧ

АНГЕЛ НЕСЁТ ВЕСТЬ

***

Опускаются руки. Приходят тучи.
Не дописать письма.
Не выбраться на литургию.
Я довольна и тем, что немножко нужна,
но гораздо лучше -
Перебирая ткань тишины,
забыть о том, что говорят другие.

О тишина, я - блудная дочь,
я вернусь, когда всё растрачу,
Я и раньше вернусь, -
к каргопольским твоим лопухам, на глухие тропки,
к облакам и пушкам,
заряженным наудачу
разрывной тишиною,
заранее вынесенной за скобки.

10.05.2001

***

То белая, то серая стрела
Пронзит основу ткацких облаков...
На этой башне в детстве я жила
И буду жить на рубеже веков.

Проступит лакмус на ребре небес,
Коснется вечность моего стекла,
Когда прорежет туч продольный срез
То серая, то белая игла!

О города, мой друг, о времена -
И это все, что я могу сказать.
Вот рубище тебе на рамена -
Ощупывать его и осязать.

Живая нитка, спешная игла...
Подвалы наливаются огнем -
И прорезает алая стрела
В движение пришедший окоем.

1991

***

Когда цветут орфей и эвридика,
Когда горит за рощами заря,
В таинственных лесах Твоих, Владыка,
Душа блуждает без поводыря,

За соловьем стремя слепые очи
И отражая рыжий месяц в них, -
И много скрыто в дебрях белой ночи
Обителей для избранных Твоих.

июнь 1993

***

Там руки воздевает лес
И знать не знает про дома.
Под ангельским лицом небес
Ты слеп - иль свят - иль без ума.

Над ангельским полком небес
Царя, царит Она сама,
Спускаясь в Области Словес
И - раскрывая закрома.

Вставай и жди, вставай и будь.
Проси, как лес, пуститься в путь.

1985

ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ ХОРВАТА

"Так плыли - голова и лира..." Марина Цветаева

Стихи! Вы были ниоткуда:
На струп - елей, на лоб - остуда.

Вы ничего не упрощали,
Стихи, и столько обещали!

То ваших арок анфилада
Орфея вывела из ада,

И нам давая шанс прорваться...
Венецианскими палаццо

Вы отражаетесь в каналах,
Вы сохраняетесь в анналах, -

И, сгорбясь, города ночные
Сжимают в кулаках речные

Свои аорты, и, как в воду,
С мостов мы смотрим - ищем броду,

И к небу обращаем лица, -
И ждем, чтобы дождю пролиться.

Ужели тучи обнищали?
Стихи, вы столько обещали!

Ужели засуха настала
И кровь из раны течь устала?

Зачем же реки не мелеют?
Зачем они челны лелеют,

И, ничего уже не знача,
Плывут по ним в долину плача,

Как древле, голова и лира,
Средь отвернувшегося мира?

31 июля 2002

***

Зачем закат нарочит,
И трубы в него торчат?
Все главное в мире - молчит,
Все важные вещи - молчат:

Весна, и дымы из труб,
Известные наизусть...
Душа не разлепит губ.
И не отвечает - Русь.

Безмолвен вечерний свет.
Молчат амфитеатры туч.
Мир заперт и сдан под ключ:
Кличь, дергай - ответа нет.

Но с мира - какой и спрос?
И спрашиватели - где?
Молчит Иисус Христос
На Иродовом суде.

Не все ведь, что в мире есть,
Мы знаем по именам...
И ангел несет весть
По небу: мимо - и нам.

Немой, он трубит в трубу,
И каплют в слух, как роса,
Как миро в святом гробу,
Неслышные словеса.

Октябрь 2002

........................................................