Юные радикалы в Германии: левых больше, правые опаснее

Александр Файн – подростковый практический психолог. В свое время основывал приюты для беспризорников в России (Санкт-Петербурге), был советником губернатора по вопросам семьи и детства, директором Института подростка, автор нескольких книг. В Германии около 20 лет занимается экстремальными видами неформального подросткового и молодежного поведения, в том числе изучает экстремистские формирования правого толка.

С Александром Файном беседует наш корреспондент Елена Зеликова.

– Новая коалиция хочет разрешить голосовать в Германии с 16 лет. Все три партии «светофора» в этом единодушны. Среди причин подобной инициативы называются, в частности, результаты т.н. «молодежных» голосований, которые уже давно не показывают каких-то радикальных результатов – всё более или менее пристойно. Как Вы считаете – готовы ли немецкие подростки к этому?

– Это разговор и длинный, и короткий. Есть традиции голосования, принятые в большинстве стран, – с 18 лет. Эта градация пришла к нам очень давно, еще до войны. Много десятилетий проводились исследования относительно подростковых возможностей. Сегодня ребенку, чтобы войти во взрослую жизнь, нужно больше времени, потому что жизнь стала сложнее. Поэтому можно говорить о политической зрелости к 19-20 годам.

Подросток не может и не должен рассуждать так же, как зрелый человек, имеющий и политическую зрелость в том числе. Его психологическая сущность отстает от внешней. У него совершенно свои психические, биологические, социальные особенности. Подростковые сдвиги в организме, бурный рост всех параметров, распад нейронных связей, образовавшихся ранее. Момент перестановки и мощнейшего кризиса. Из конкретного мышления ребенка формируется абстрактное мышление. И это не может произойти быстро.

Поэтому подростковые критерии абсолютно не годятся для взрослой жизни. Это ряд поведенческих черт, которые со временем уходят. Подросток тренирует свои способности к общению, входит в социум. И чтобы всё это отработалось, чтобы стать нормальным коммуникатором, а не Маугли, он видит смысл своей жизни в тусовке. Это ему необходимо, такова его природа. Поэтому он торчит в клубах и с друзьями, ради которых готов иногда отдать всё самое сокровенное, совершает экстремальные поступки.

– Вы знаете, он сейчас часто вообще нигде не торчит. Он сейчас лежит дома и сидит в телефоне.

– Это другая история. Если это так и если у него группы, реальной или виртуальной, нет, то это плохо, это должно родителей беспокоить. Возьмем за аксиому, что группироваться обязательно, это закон для подростка. Он в свои 16 лет видит не дальше своего носа, а нос – это группа, в которой он находится. Так что зрелость становится старше. Чтобы принимать зрелые решения, нужно всё больше знать, всё больше перерабатывать информации. Если мы раньше говорили о зрелости в 18 лет, то имели в виду небольшие города, села, где жило в первой половине ХХ века большинство людей. В 18 лет человек понимал, как устроена жизнь в таком небольшом поселении, а что за ним – он знал мало. Но принять решение, скажем, по поводу сельского старосты он уже был готов. Сегодня же для того, чтобы принять зрелое решение на голосовании, гражданин должен очень хорошо разбираться в разных видах информации, иметь объемное представление о политической жизни. В 16 лет у подростков в принципе мозг не взрослого человека. Их интересы не касаются гуманизма, они не могут оторваться от своей группы, от своего подросткового эгоизма, и преследуют только свои цели, в первую очередь – найти свою роль в группе. Подросток пытается понять, кто он такой, и ничего больше, грубо говоря, его не интересует. Он может говорить, что его интересует благоустройство мира, но серьезно он об этом не думает.