О чем спорят в среде российских эмигрантов новой волны

После 24 февраля страшного 2022 года из России, по разным подсчетам, выехало более миллиона человек. Куда только ни отправились новые российские «беженцы» – в Грузию, Казахстан, Узбекистан, Киргизию, Армению, Израиль, Турцию, самые везучие или самые обеспеченные – в страны ЕС. Но если в России решившиеся на исход в общем не сомневались в своей моральной правоте – они же бегут от преступного режима, не желая быть его частью, – то уже на месте, немного освоившись, многие столкнулись со сложностями, которых не ожидали. И речь не о материальных или бытовых проблемах, вроде невозможности получить временный вид на жительство, открыть счет в банке, найти работу; как-то в результате люди выкручиваются. А вот как быть с самочувствием, самоидентичностью, ответственностью и виной – или ее отсутствием?

Отставим в сторону вопрос о том, как быть с новыми эмигрантами, которые либо вообще об этом не задумываются, либо чувствовали себя в России до начала мобилизации вполне комфортно. Их тоже достаточно в «новой волне», но и в предыдущих эмигрантских поколениях, в той же Германии, «путинферштееров» было и остается предостаточно. Вопрос о вине или ответственности такие люди в принципе перед собой не ставят. Этот вопрос встал во весь рост перед думающей, рефлексирующей частью убежавших от войны россиян.

Симптоматично, что споры об этом разгорелись через год с небольшим после начала войны – когда почти все те, кто могли и/или хотели, уже выехали, осмотрелись и начали осмысливать свое положение в новой реальности. В которой оказалось, что просто «сбежать от Путина», мало. В которой рядом со сбежавшими россиянами оказались сбежавшие украинцы – люди с совсем иным бэкграундом, оставившие позади реальную катастрофу, живущие сейчас с травмами, которые трудно даже представить тем, кто никогда не видел войну в лицо.

Как строить с ними отношения? Как говорить, стоит ли вообще говорить, и о чем? И как справляться с собственным горем, которое тоже не отменить – недаром говорят, что травма эмиграции сравнима с травмой потери близкого человека. А тем более эмиграции шоковой, срочной, непродуманной и неподготовленной.

Рефлексия на эти темы уже который месяц занимает почти всё внимание новой российской интеллигенции в изгнании. Вот Гарри Каспаров со товарищи пытается «отделить овец от козлищ», «хороших русских» от «плохих» запутинцев, с помощью некоего документа, получившего название «паспорт хорошего русского». В котором предлагалось бы ответить на ряд вопросов типа «чей Крым»; правильные ответы, как сказал Каспаров в недавнем интервью Юрию Дудю, могли бы дать многим бОльшие шансы на легализацию и улучшение своего положения, чем они имеют сейчас, мотаясь по разным странам и везде получая отказы. А как же те несогласные, которые не смогли выехать, парировал Дудь – они что, получается, менее «хорошие»? Нет, не менее, но лучше помочь хотя бы кому-то, кому прямо сейчас требуется помощь, если нельзя помочь всем сразу, отвечает Каспаров.

И в этом есть свой резон. Хотя насколько реалистичны его планы «уже этим летом» достичь каких-то договоренностей с ЕС по поводу этих «паспортов» – никто не знает. И едва ли не самое важное мнение по этому поводу будет высказано, или уже высказано, украинской стороной. Насколько украинцы вообще воспримут такие привилегии для выходцев из враждебной страны? Кто и как будет проверять искренность последних? Что должен сделать и как должен вести себя россиянин, который хочет снять с себя груз этой ответственности? Или он в принципе не может сделать ничего? Или все обладатели паспортов РФ всегда должны будут нести эту вину, быть поражены в правах и оставаться изгоями – вне зависимости от того, что они думали и делали? Где в таком случае граница между справедливой ответственностью и апартеидом?

А вот канал «Редакция» напоминает о других паспортах, ходивших в Европе сто лет назад – так называемых «нансеновских», распространенных среди русской эмиграции первой волны. Канал, тоже уже давно признанный иноагентом, снял трехсерийный фильм о «белой» эмиграции, наполненный прозрачными ассоциациями с эмиграцией сегодняшней. Те же надежды очень скоро вернуться, когда падет режим, которому «недолго осталось». Тот же расцвет эмигрантской прессы – и та же невозможность на ней заработать. Те же склоки, споры и взаимные обвинения. Нет, разве что, того самого вопроса о вине и ответственности. Спасшиеся от большевиков сами были жертвами, и вряд ли кто в Европе ставил это под сомнение. Нынешние же эмигранты из России часто вызывают у местных, особенно далеких от политики, удивленные вопросы: а от чего вы бежали? вас же не бомбят? у вас же дома нет войны?

Ни одна из предыдущих «волн» эмиграции из России не вставала перед такого рода моральной дилеммой. Ни одна до сих пор не была САМА, полностью или частично, виновата в той ситуации, от которой бежала. Эмигранты из СССР или постсоветской России были либо политическими, либо экономическими – и это не вызывало никаких этических вопросов. Сейчас многие сравнивают их с эмигрантами из предвоенной Германии, противниками фашизма – но в то время нацистский режим еще не развязал мировой войны; кроме того, большая часть этих эмигрантов были евреями, то есть были сами жертвами. Тем не менее, никому в голову не приходило делить груз ответственности немцев, скажем, с Марлен Дитрих или Томасом Манном. В отношении же российской интеллигенции это происходит в последнее время сплошь и рядом.

Конечно, скажет читатель, куда им до Томаса Манна – и будет прав. Вот застали Анатолия Чубайса оформляющим документы в израильском аэропорту Бен-Гурион; вот совладелец «Альфа-Групп» Петр Авен растерянно жалуется, что санкции лишили его возможности даже нанять уборщицу, а ведь он Путина «видел всего пару раз». Трудно говорить о сочувствии в этом случае; но вот однажды оказывается, что письмо в защиту собственников «Альфы» Авена и Фридмана с просьбой снять с них санкции подписали многие ведущие российские оппозиционеры, среди них и Леонид Волков, и Алексей Венедиктов. А ведь они-то точно получили бы «паспорт хорошего русского». Как же тогда относиться к ним? Где проходит та граница «рукопожатности», перейдя которую, россиянин не может быть (упрощая) принят в приличном обществе без клейма имперца и сторонника преступного режима?

Перешел ли эту границу, например, писатель-сатирик Виктор Шендерович, которому в Вильнюсе плеснули в лицо кетчупом, обвинив его в сочувствии российской армии? «Наши мальчики, иногда убийцы», – сказал он о российских захватчиках, действительно поступив как минимум неосторожно со словом «иногда».

Позднее, впрочем, пояснил: «Разумеется, мы считаем, что украинцы имеют полное право убивать оккупантов. Но признавая это их право и даже радуясь статистике путинских военных потерь, мы полагаем, что не обязаны радоваться гибели отдельного призывного "сереги" – нашего соотечественника, виноватого только в том, что родился в депрессивном регионе, не видел в глаза ни нормальной жизни, ни гражданского достоинства, ни загранпаспорта, и не имел ментальных сил противостоять пропаганде. Да, мы имеем право пожалеть о его пропащей жизни, и славы Украине не убудет от понимания этого чувства. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что будущее России в сильнейшей степени зависит именно от подвижек в сознании миллионов этих уцелевших (после будущей неизбежной военной катастрофы) ванек и серег ... Что «рвы с крокодилами», в переводе с метафорического на правовой, будут означать гуманитарную катастрофу почти беспрецедентного масштаба. И что на этой несчастной территории, после гибели и распада империи, что-то всё равно будет – и надо попробовать сделать это «что-то» по возможности менее кровавым...»

Насколько приемлемым для украинской и вообще всей западной общественности может быть такое объяснение? Уместно ли сейчас хоть какое-либо сочувствие «той стороне» – без того, чтобы ещё и ещё разбередить или обесценить, отодвинуть в сторону травмы реальных жертв бесчеловечного нападения? Этот вопрос остается открытым. Об этот вопрос ломаются копья и разбиваются репутации.

В том числе и репутации – заслуженные! – давних и стойких противников режима. Как тот же Шендерович, иноагент, объект травли и шельмования в России на протяжении последних лет двадцати. «Начинается склока жертв. Нет, мое горе больше, – нет, мое горе больше! Мы забываем: у нас в плену мы все... – заявил он недавно в интервью. – У нас один враг, мы в плену у одного бандита. Он убивает и русских, и украинцев. Украинцев военным способом. Но русских тоже убивает».

Иначе видит ситуацию другая группа российских эмигрантов, которая концентрируется в последние месяцы вокруг Екатерины Марголис, художницы, писательницы и блогерки, обосновавшейся в Венеции. Марголис очень активна в Facebook, почти каждый день публикует на своей странице очень пространные тексты, суть которых можно свести к тому, что эмигрантам из России, чем бы они ни отличились в борьбе с режимом, стоит сейчас помолчать. Просто молчать и, насколько это возможно, помогать как украинским беженцам, так и непосредственно ВСУ. Любое иное поведение, высказывание, участие русских в различных культурных мероприятиях на Западе Марголис считает частью присущего каждому россиянину «имперства», которое заставляет его выталкивать из публичного поля украинскую повестку своей, российской. То есть украинскую трегедию – своим горем.

«И путинцы, и антипутинцы (в том числе представители «оппозиции» – российские интеллектуалы и деятели культуры) не готовы отказываться от привилегий. Имперство, эгоцентризм, уверенность в собственном приоритете. Даже самые антивоенно настроенные.ру (за редчайшими исключениями) даже на фоне Бучи и всего кошмара нынешней имперской войны продолжают биться за свое право быть жертвой путинского режима и иметь соответствующие привилегии, оттесняя истинных жертв – украинцев... Имперством и ощущением законного доминирования, эгоцентризмом и «право имею» заражены антивоенные россияне в той же степени, что пропутинцы», – это цитата только из одного из ее последних постов.

Что касается «наших мальчиков», то, по мнению Марголис, они «немедленно перестают быть и называться таковыми, как только речь заходит о разгонах митингов (в России – прим.ред.), судах, пикетах и задержаниях. Тут те же самые ваньки и серёги становятся безжалостными космонавтами, нелюдями и классовыми врагами».

«Давно объявила себя весталкой, и терроризирует наш погрязший в грехах Третий Рим своей этической девственностью», – парирует в ответ Шендерович. «На фоне путинских засланных Z-казачков русского мира идёт информационная тыловая война хороших.ру за западные бенефиты против украинцев: смещение повестки с Украины на себя, предъявление себя как равновеликих жертв», – отвечает Марголис. И так далее до бесконечности.

К чему приведет эта трещина, разламывающая российские оппозиционные силы в изгнании? Чуть ли не каждую неделю становится известно о какой-то новой склоке, взрывающей Сеть новой волной хейта. Так, 9 мая стало известно, что руководство тартуского литературного фестиваля Prima Vista исключило из программы израильскую писательницу Линор Горалик. Причиной стали протесты со стороны двух участниц из Украины – Анны Грувер и Олены Гусейновой. Горалик (родившаяся в Днепре, кстати) была заявлена как хедлайнер (гвоздь программы) русскоязычной секции Prima Vista – со своим антивоенным журналом ROAR. Однако, несмотря на давнюю репутацию Горалик как оппозиционной писательницы, несмотря даже на то, что у нее нет и не было российского гражданства, украинки заявили, что в одном фестивале вместе с Горалик участвовать отказываются. А Олена Гусейнова заявила, что ROAR защищает «русскоязычных»: «Они не остались бороться против своего режима. Они не хотят поражения для своей страны. Этот журнал защищает «русскоязычных» и узаконивает их журнал с несколькими украинскими фамилиями. Умные люди вроде Линор Горалик делают это сознательно. Израильский паспорт Линор Горалик является своего рода щитом для российских участников».

Характерно, что скандалы то и дело вспыхивают именно в гуманитарной среде – на литературных фестивалях по всему миру. 16 мая под удар попала писательница, журналист и небинарная персона Маша Гессен, давно живущая в Нью-Йорке, чья оппозиционность и полная непричастность к каким-либо российским делам известна последние лет пятнадцать. Гессен покинула пост зампредседателя попечительского совета «ПЕН-Америка» – после того, как организация отменила литературную дискуссию с участием эмигрантов из России. Дебаты должны были состояться на фестивале World Voices Festival, но на другое мероприятие в рамках того же форума были приглашены писатели Артем Чапай и Артем Чех – военнослужащие украинской армии. Узнав об участии в фестивале россиян, они отказались прийти. В пояснении на сайте «ПЕН-Америка» говорится, что в противном случае они бы столкнулись с «чрезвычайной ситуацией, связанной со значительными политическими, юридическими и регуляторными последствиями и рисками». «Украинцы представляются невежественными агрессорами против культуры», – не замедлила прокомментировать это Катя Марголис.

Стоит ли занимать чью-то сторону в этой борьбе самолюбий? Или «всё не так однозначно»? Трудно сказать. Меряться, кому больнее, свойственно человеческой природе. Но, как сказала недавно немецко-московская писательница Анна М., «никогда нельзя сравнивать степень страданий. Если тебе прищемили палец, он стал синим и безумно болит, то тебе совершенно всё равно, что у соседа глиобластома с медианой выживаемости в 12 месяцев. И через 13 месяцев его скорее всего не будет среди твоих соседей. Но тебе всё равно на его боль. Твоя боль от засунутого в дверь пальца сейчас сильнее. И даже если через неделю ты будешь как огурец, тебе очень больно и слова «посмотри на соседа» не помогают. Это вообще всё немножко схоластика. У кого сильнее болит».

Елена Зеликова (Хофгайсмар)

Читайтетакже:

1. Владислав Иноземцев о новой волне эмиграции из России. Журнал «Партнёр», № 7 / 2022. Автор Е. Зеликова
2. «Женевы-2» не случилось. Зачем встречались Путин и Байден. Журнал «Партнёр», № 7 / 2021. Автор Е. Зеликова