Темы
Григорий Дубовой
ПОВЕСТЬ ОБ ОБЫКНОВЕННОМ
ЧЕЛОВЕКЕ
ЧАСТЬ 2. СТАНОВЛЕНИЕ
Глава 12. Последняя экспедиция.
За полярным кругом такие понятия, как «ранняя весна» и «поздняя весна» свое значение теряют так же, как «тёплая весна» и «холодная весна». Несмотря на высоко стоящее солнце снежные кратковременные заряды врываются с моря на сушу, неся с собой снег и прохладу. Затем в течение очень непродолжительного времени они так же неожиданно убираются восвояси, как и появились. Освободив землю и скалистые сопки, природа наряжает их в яркую зелень растений со сказочной палитрой цветов под тёплыми, яркими лучами солнца. И так до начала июня. Эта весна не была исключением. Никакие дожди, снегопады, сшибающие с ног ветры не могли испортить настроение. Я был дома, в маленькой, но семье. Я, как все, уходил на работу и приходил с работы. В выходные дни мог идти в театр, кино, собираться с друзьями за столом, вспоминая о прошедшем и мечтая о будущем. Я прекрасно понимал, что эта идиллия продлится всего месяц, после чего какой-то корабль меня унесёт на «Точку», где я проведу долгих 7-8 месяцев, организовывая круглосуточную работу, связанную с мастерством, знанием дела, опасностью. Но это будет через месяц, а пока...
Когда после возвращения с полуострова Рыбачий я отчитался за проделанную работу и материалы, нужно было мне приняться проверять заявки на материалы и изделия, подлежащие к отправке на Канин Нос. Начальник ПТО заверила меня, что составление заявочной документации завершено, но главный инженер её не подписал, так как не вернулся из отпуска и не скоро будет – он заболел. При просмотре первых страниц заявки я обнаружил, что она составлялась людьми совершенно не компетентными в этом вопросе. Материалы строителей и конструкции монтажников были в одних и тех же ведомостях. При такой организации заявочной компании, когда смешивается всё в кучу, практически невозможно не допустить ошибок. Проработав неделю с документами, я понял, что экспедиция на полуостров Рыбачий была мной провалена потому, что составление графиков работ, а, следовательно, и комплектование были составлены некомпетентными работниками. Я делал заметки, записи. Некоторые материалы были уже не нужны, т.к. были доставлены на «точку» в предыдущую экспедицию. К великому сожалению, я убедился, что весь заявочный материал я не подыму, т.к. не был информирован главным инженером о дальнейшей работе. На многие вопросы мог ответить только главный инженер, который знал объект досконально.
- Мария Степановна, – обратился я к начальнику ПТО, – скажите, пожалуйста, зачем заявлено 60 т цемента? Ведь основные бетонные работы закончены, а на остатке имеются ещё 26 т, которые в полном порядке лежат у меня в складе на участке. Это первое. Второе: где чертежи водозабора? Зимовщики без воды существовать не могут. Дизелям электростанции нужна вода для охлаждения, причём вода окисляющаяся. Этих чертежей я не нахожу. Третье: водонапорную башню над гаражом построили и перекрыли, а бак для приёма воды не смонтировали. Каким образом подать наверх листы металла, чтобы сварить бак на месте? Необходимо предусмотреть газорезку и сварочный аппарат. Остаётся месяц до начала экспедиции. Весь заявочный материал я проверить не сумею. Пожалуйста, передайте это начальнику управления!
Начальник ПТО заверила меня, что передаст наш разговор начальнику управления и оформит заказ на проектирование водозаборного устройства.
На следующий день я проверкой документации почти не занимался. Когда же пришёл в управление, дежурный передал, что меня вызывают в 1-й отдел, т.е. в контрразведку. Оказалось, что меня не забыли. Опять тот же старший лейтенант, опять тот же старшина первой статьи. Когда я доложил старлею о своём прибытии, он вынул из папки чистый лист бумаги и обратился ко мне:
- Опишите мне, как Вы перевозили бикфордов шнур и запалы!
- Я уже вам всё написал, и у вас все данные есть, – сказал я старлею, глядя ему в глаза и наблюдая за его реакцией.
- А ты, лейтенант, делай, что тебе говорят. Что у нас есть, мы сами знаем, – переходя на «ты», огрызнулся старлей.
Я прекрасно помнил текст моей объяснительной записки, помнил все цифры и даже больше: у меня в кармане были копии этих записок, и перед приходом сюда я их прочёл.
- Ладно, – сказал я, – я напишу, но они лучшими не будут. Цифры я позабыл, запросите в управлении.
- Когда нужно будет – запросим, а теперь пиши, – опять огрызнулся старлей.
Я написал. Старлей передал бумаги старшине, затем они вышли. Я сидел и думал: на что тратится время?! Старшина и старлей время от времени заходили в комнату с озабоченными выражениями лиц. Затем оба куда-то пропали, наверное, пошли обедать. Когда старлей пришёл, он сказал мне, что я могу пока идти работать, а когда нужно будет, меня вызовут. На этом и расстались. После обеда работать я не мог. Всё время думал о том, как мне быть дальше, чем всё это закончится. Самое худшее, что не было главного инженера, а начальник мог пойти на любую подлость, и замполит его поддержит. Я как никогда чувствовал себя одиноким. Утром, взяв в управлении ведомости, я пошёл на склад для сверки ведомостей с комплектацией. Какое же было моё удивление, когда через час на складе появился старшина из первого отдела! Мы с ним поздоровались как старые знакомые. Он даже протянул мне руку, что по субординации было не положено, но я сделал вид, что не заметил руки, т.к. был занят. Старшина ходил за мной как тень: на работе, когда я обедал в ресторане, в доме офицеров, в магазине. Я даже привык к нему. День за днём уходил, кончался апрель. Приближался праздник 1 Мая 1955 года. В управлении готовился праздничный приказ начальника. Среди поощрённых служащих управления моей фамилии в приказе не было, а у меня был самый большой объект в хозяйстве. Из-за отсутствия причала он был самым тяжёлым. Работы были связаны с рейдовыми перегрузками материалов и конструкций в открытом море, в 5-6 милях от берега, в Баренцевом море. За годы экспедиции у меня не было ни одного несчастного случая. Многотонные конструкции были разгружены, доставлены к месту монтажа и смонтированы. Началась наладка оборудования. В этой экспедиции нужно было довести до конца электростанцию, склад топлива и дать эксплуатационникам воду питьевую и техническую для охлаждения дизелей. Субподрядчики должны были коммутировать все агрегаты и настроить антенны. По сравнению с прошлыми экспедициями объём работ нынешней экспедиции должен составить порядка 10% работ от предыдущей. Обидно было, что по глупости начальника эта работа была на грани срыва из-за плохой подготовки. Ежедневно я передавал в ПТО дополнительные заявки и список материалов, которые на объекте были не нужны до конца строительства.
Несмотря на занятость я всё-таки нашёл время побеседовать с замполитом Беляком по поводу моей партийности. В июне кончается мой второй кандидатский срок пребывании в партии. В это время я буду в экспедиции. Как быть дальше? Замполит ответить мне не мог. Я решил пойти в политотдел стройуправления флота. Принял меня замполит начальника управления полковник Луганский. Приветливый, как всегда, он сел рядом со мной, выслушал меня внимательно.
- Я интересовался твоей судьбой, лейтенант, – начал он тихо говорить после того, когда я закончил объяснять причину моего прихода. – Ты наш выдвиженец и с делами справляешься неплохо. Молодец! Но вот парткомиссия, которая должна разобраться в твоём деле, собиралась в прошлом месяце и следующий раз соберётся в августе. Срывать экспедицию мы не имеем права, тебя заменить сейчас некем, тем более, что главный инженер управления болен. – Я обратил внимание на то, что он всё знает, но всё-таки что-то не договаривает. – Я тебе обещаю: как только вернёшься, твой вопрос мы решим.
Как именно решим этот вопрос, он не сказал. Я понял, что время моё вышло, и, взяв разрешение, удалился.
Дома я застал гостью, учительницу истории той же школы, в которой преподавала супруга. Она была намного старше нас, и опыт преподавания у неё был большим, нежели у Софьи, но разговаривала она так, будто пришла перенимать опыт работы. Ольга Степановна, так звали гостью, с восторгом отзывалась о книгах-разработках, которые привезла с собой Софья. Разговаривала Ольга Степановна правильным русским языком, без акцента, несколько низковатым голосом. Она ленинградка. В войну была в блокаде, работала. Муж её, Пётр, на фронте был танкистом. Теперь он в звании полковника служил в штабе флота. Сын их, Пётр малый, был поздним ребёнком и любимым членом семьи. Ему было шесть лет, и родители ждали с нетерпением то время, когда он пойдёт в школу. Ольга Степановна много рассказывала нам о Ленинграде в годы лихолетья, мы ей рассказывали о нашем славном городе Одессе. Такие беседы часто заходили за полночь. И сейчас солнце медленно садилось на сопки, заходило за них и пропадало в бездне. Полярный день ещё не наступил. Женщины говорили о школе, о подготовке к празднованию 1-го Мая, о художественной самодеятельности, силами которой должен состояться концерт, о застолье, которое обещали устроить шефы-моряки силами ресторана Дома офицеров.
И вот подошёл праздник. Утром капитан З ранга Беляк зачитал приказ начальника части, который уже всем был знаком. Все, которых это касалось, расписались о праздничном дежурстве в управлении и моментально покинули управление. В списках дежурных меня также не было, как и в приказе о поощрении. Кажется, это было впервые за всю службу. Домой шёл медленно. На заливе разворачивалось красивое зрелище. Во главе эскадры стояли два крейсера, затем эсминцы, сторожевики, большие корабли-базы. Во второй кильватерной линии впереди стояли подводные крейсера «Буки». Эту линию завершали маленькие подлодки «С», которых ещё называли «Селедки». Именно на такой маленькой подлодке прославился наш земляк Маринеску.
Когда я сошёл вниз сопки и корабли уже были не видны, донесся сигнал трубы о начале парада. В прошлые годы, будучи солдатом, строевым офицером я любил взбираться на прибрежную сопку и наблюдать за морским парадом. Белый катер «Буревестник» под флагом адмирала мчался от корабля к кораблю, вздымая за кормой валы белой пены. Приветствие адмирала Чебаненко, командующего Северного флота, усиленное динамиками, неслось не только над заливом, но над всей Ваенгой. В ответ неслось живыми голосами троекратное «Ура!». Прекрасное зрелище, достойное созерцания! Однако сегодня, по правде сказать, горькая обида меня несколько «вышибла из седла». Бездарный неуч начальник, жополиз замполит, капитан 3 ранга Беляк неизвестно откуда взялся в нашем строительном управлении и за какие заслуги получил звание и должность? А теперь ещё выяснилось, что весь персонал, за исключением главного инженера, выеденного яйца не стоит. Пока есть объекты, которые финансировались по фактическим затратам, управление ещё держалось на плаву. Забери у них эти объекты, они и года не продержатся и протянут лапы. А ну их всех к лешему! Сегодня праздник. Вечером интересное застолье, повеселимся.
Такими сумбурными размышлениями я прошёл всю нижнюю часть нашего посёлка Ваенга. Вот и штаб флота на улице Сафонова, а вот и маленькая улочка Сивко с финскими домиками, где находились наши «хоромы», комната 12 кв. м. Обед дома, лёгкий сон, от которого на флоте отказываться нельзя, несколько привели настроение близко к нормальному. Парадная форма была приведена в порядок, всё отглажено, отчищено. Блеск, красота. К празднику подготовка была окончена.
К восемнадцати часам мы пошли в школу. Это было новое здание, возведенное строительным управлением флота. Школа прижималась к сопке, отлоги которой были очищены от гранита, что дало возможность разместить габариты школы на отведенной площадке. Рядом находился стадион, на котором почти одинаковое время в году проходили соревнования летних и зимних игр. Зимой при морозах по вечерам здесь функционировал каток.
Мы вошли в школу. В вестибюле было многолюдно. То и дело пробегали озабоченные ученики, участники художественной самодеятельности. Они готовились к выступлению. Группами стояли молодые офицеры с женами и без них. По их оживлённым разговорам было видно, что они уже знакомы давно. Костюмы на офицерах были подогнаны, как говорится, «с иголочки». Надо признаться, что офицеры плавсостава форму носят как-то по особенному в отличие от сухопутных офицеров в морской форме, хотя форма у них одинаковая. Моих знакомых здесь не было. Среди молодых учителей, вернее – учительниц, знакомых я тоже не видел. Оказалось, что много молодых учительниц уволились среди учебного года и уехали домой, т.к. их не обеспечили жильём.
Но вот появилась Ольга Степановна в сопровождении полковника. Увидев нас, она приветливо подняла руку и направилась в нашу сторону. Когда они подошли к нам, она обратилась к мужу:
- Петя, разреши мне представить тебе нового знакомого, лейтенанта, супруга Софьи. Он подал мне руку и отчётливо произнёс:
- Полковник Иванюк.
Достаточно было услышать два слова, чтобы определить, что товарищ из Украины и что его родной язык – певучий украинский. Китель полковника был весь увешан орденами. Среди орденов много было иностранных. Мы обменялись рукопожатием.
- Наконец-то я увидел настоящего офицера, а не напыщенных петухов, – сказал полковник и при слове «петухов» кивком указал на молодых офицеров, стоящих вокруг. Затем он за руку поздоровался с Софьей как со старой знакомой.
- Слыхал о тебе, лейтенант, – обратился опять ко мне полковник, – тяжеловат у тебя твой кусочек хлеба, но съесть его должен каждый, а иначе какой же выйдет из него мужик? – он улыбнулся доброй отцовской улыбкой, прищурив глаза посмотрел на меня и, как бы проверяя самого себя, добавил:
– Не так ли?
Мне оставалось только подтвердить его высказывание.
Нас пригласили в спортзал. В противоположном торце зала был подиум. Здесь ученики школы показали нам свою самодеятельность, которая от начала до конца была насыщена произведениями советских классиков, восхваляющих подвиги советского народа в войне и на трудовой ниве. Многие вещи были исполнены хорошо, даже талантливо, из чего можно сделать вывод, что в школе работал хороший, слаженный, грамотный коллектив преподавателей и талантливых учителей. После концерта мы перешли в другое крыло школы, где в коридоре-рекреации были накрыты столы с закусками и выпивкой. Сервировали столы работники ресторана Дома офицеров.
- Да, здесь есть над чем поработать, – сказал полковник и пригласил меня сесть рядом с ним.
Наши жёны сели напротив, чтобы можно было за нами наблюдать и при надобности притормаживать. Дело в том, что полковник Иванюк, как и много других танкистов, в войну принял большую порцию свинца и железа. Имел несколько тяжёлых ранений, контузий и массу лёгких ранений. За девять послевоенных лет несмотря на лечения в лучших больницах страны и здравницах здоровье полковника не восстанавливалось. Поэтому Ольга Степановна как могла оберегала мужа от перегрузок. Первый тост подняли за партию и правительство, а дальше пошло-поехало. Пили из гранённых буфетных стаканов. Закуска была отменная: жареный и копчёный палтус, копчёная сельдь, тресковая печень, свиные отбивные с косточкой, солёные огурчики и капусточка провансаль. Между тостами текла беседа, воспоминания о прошедших боевых операциях в военные годы, о нынешних событиях. Я рассказал, как я чудом не попал на корабль, который перевернулся в Баренцевом море, рассказал, как я по неграмотности перевёз и сдал на склады ВВ (взрывчатых веществ) бикфордов шнур и запалы-взрыватели.
- Вот уже четыре месяца я, как попка, пишу и повторяю в 1-ом отделе заученное мною объяснение, а они вроде ничего не понимают и не слышат, заставляют писать новое. А теперь ещё лучше придумали: за мной ведётся наблюдение. Приставили ко мне старшину первой статьи, и он ходит за мной и слушает, как я ругаюсь с кладовщиками, экспедиторами в надежде услышать что-то крамольное. Хотел бы я знать, как он со мной на Канин Нос пойдёт? Ведь при первой же рейдовой разгрузке он все свои портки запачкает! – в заключение сказал я полковнику.
- Ладно, – сказал полковник, – делай своё дело и не обращай на них, дураков, внимания, – и мы с ним осушили ещё по стаканчику.
Расходились мы по домам где-то к 2 часам ночи, благо, что посёлок небольшой, и жили мы в радиусе 250-300 метров друг от друга, да и от школы столько же. Проснулся около обеда. Голова трещала, видно, немного лишнего хватил.
Пришли друзья поздравить с праздником. Опять застолье. Пить особо не мог, да и еда тоже после вчерашнего застолья не особо требовалась. Однако молодость была в расцвете, веселье было, и за острым словцом никто в карман не лез. Так прошли майские праздники. К следующему дню силы были восстановлены полностью. Работал в управлении, на складе, в бухгалтерии. Сразу после праздников стали поступать в эскизном исполнении чертежи водозабора, приходили проектировщики, проектировавшие водоснабжение. Геодезическая съёмка местности делалась давно и не в том масштабе, чтобы по ней делать проект водозабора. Приходилось по памяти вносить коррективы. От этого стройка не выигрывала, а скорее проигрывала. Так проходили дни за днями. Работая, я не заметил, как исчезла моя «тень»: старшина как под землю провалился. До конца службы на флоте я его больше не встречал, да и старлея что-то видно не было.
В управлении шли разговоры о серьезном заболевании главного инженера управления Мильштейна. Поговаривали, что у него нашли заболевание лёгких и он в Заполярье не вернётся. Последние недели я в основном работал в управлении с чертежами. Консультировать меня было некому. Последние дни перед экспедицией я старался быть больше дома, заготовил дровишки, уголь. Чемоданы с вещами, папиросами, луком и яблоками стояли в боевой готовности №1. День отхода ещё не назначен. Днём дежурный по управлению сообщил, что меня вызывает начальник. Когда я пришёл к начальнику, у него сидел капитан в пехотной форме. Я доложил о приходе. Начальник, не глядя на меня, а только в мою сторону на дверь, процедил сквозь зубы:
- Познакомьтесь – капитан Грачёв. Он с вами пойдёт на Канин Нос. Вы передадите ему участок. Со следующим кораблём Вы прибудете на базу и будете переведены в другое управление. Теперь можете идти вместе с капитаном и вводить его в курс дела по чертежам. Вы, капитан, в трёхдневный срок должны сдать роту и оформиться в нашем управлении. Идите!
Мы вышли. Обменялись с капитаном рукопожатием.
- Прежде, чем я буду Вас знакомить с объектом, я бы хотел о Вас кое-что знать. С каких частей Вы сюда пришли, какое у Вас образование, что строили, где и когда. Вы можете мне рассказать всё, а можете ничего не рассказывать, но для Вашей же пользы лучше рассказать, т.к. после моего ухода с Канина Вы останетесь один. Наш главный инженер заболел, и когда вернётся в управление – неизвестно. Помочь в чём-то разобраться может он и только он. Остальные и сам начальник объекта не знают. Что касается меня: в Заполярье пятый год. В стройбате проходил срочную службу рядовым. По образованию техник-строитель, кончал техникум в 1949 году. Звание присвоили после окончания полковой школы. Полтора года был взводным в гидротехническом батальоне. Две экспедиции был на Канином Носу, одну на Рыбачьем. Женат. Жена работает в школе. Детей нет. Вот, кажется, и всё.
- Да, лейтенант, всё у Вас гладко...
- Товарищ капитан, если Вы не возражаете, то можно на «ты». Так легче понять друг друга.
- Да будет так! Не возражаю, – не задумываясь, ответил капитан, – так продолжаем: по образованию я тоже техник-строитель, но кончал я техникум до войны. Войну начал в инженерных войсках, был ранен, контужен. После войны демобилизовался и работал в районном центре инженером. Иногда приходилось вести небольшие объекты двухэтажных домов, но это было редко, эпизодично. Семья у меня после войны распалась, я долго болел. Женился вторично. Растить детей и кормить вторую семью было почти невозможно. Когда предложили идти в армию, да ещё в Заполярье, я сразу согласился – здесь оклады выше. Теперь я с женой здесь, дети с матерью – в средней Руси. Как будто все точки расставлены над «і». Хочешь спросить, как я попал в экспедиционное управление? Не так ли? Так. Отвечаю. Служил я в том же батальоне, где служил и ты. Мне с женой выделили одну комнату рядом с медпунктом. Прихожу домой. Вижу – батальонный врач разговаривает с моей женой, смеётся. Я взял со стола графин и ударил по голове врача. Конечно, я сделал неправильно, но жена у меня на 16 лет моложе меня, и я немного ревнив. Но самое главное не в этом. Дело в том, что врач был дежурным по батальону и был послан комбатом ко мне с вызовом в штаб. Я в бешенстве не заметил повязки на рукаве, или не захотел увидеть. Однако сделал то, что сделал. Сначала комбат хотел оформить дело в трибунал, но когда стало известно, что врач особо не повреждён, меня списали сюда. Жену из батальона переселят в семейное общежитие, где-то здесь...
- Я знаю эти общежития, я их строил, и мне там обещали комнату, но обманули. К обману высшего начальства я уже привык. Это не впервые, – прервал я рассказ капитана, – мой тебе совет, товарищ капитан: сделай так, чтобы её переселили сейчас, при тебе. Иначе тебе будет там трудно.
- Спасибо, лейтенант, – поблагодарил меня капитан, – я это учту. А теперь за дело!
Мы пошли в ПТО. Взяв комплект чертежей, я рассказал капитану об объекте, что знал. Рассказал, что сделал мой предшественник капитан Трапезников, с которым мне так и не пришлось познакомиться. Рассказал, что сделал я за две экспедиции, ну и то, что предстоит сделать ему без меня. На последнем этапе я остановился детально, по каждому объекту перечисляя, что сделано и что предстоит делать. По капитану видел, что он хорохорится, говоря, что всё ясно, но всё переварить ему не удаётся. Это было видно по его глазам, которые перескакивали с листа на лист, как солнечные зайчики, не находя связи между ними. Я поймал себя на мысли, что главный инженер, когда два года тому назад инструктировал меня, видел, очевидно это и во мне. Правда, чертежей сейчас осталось нереализованных меньше четверти. Мне было в начале работы и тяжелее, и легче: я к началу работы в хозяйстве уже успел получить небольшую практику, работая в солдатскую бытность десятником.
Так мы с ним проработали до самого дня отправки. Время, которое капитан тратил на сдачу роты и на оформление в управлении своих аттестатов, я использовал на доукомплектование грузов и документов своей последней экспедиции.
«Чумикан», корабль, который должен был забросить нас на точку, в назначенное время пришвартовался у 1-го причала Ваенги. Я впервые видел швартовку такого большого судна на этом причале. Как правило, я и личный состав уходили в экспедицию из Мурманска. Сейчас мы, уходящие в экспедицию, были в полном сборе на причале в Североморске. Так официально был переименован посёлок Ваенга. Как всегда нас провожал в дорогу наш начальник, который стоял на краю причала надутый как индюк в окружении замполита Беляка и замполита роты. Замполит роты с нами на Канин не шёл. Он оставался с одним взводом на базе и готовился с ним отправляться на какую-то «точку».
Когда я поднялся на борт корабля, старпом с мостика поприветствовал меня и пальцем указал, чтобы я шёл в его каюту. Я ответил на приветствие тем же жестом и, приложив руку к сердцу, поблагодарил его за гостеприимство. Грачёву и ротному дали каюту кого-то из боцманской команды.
Положив вещи в каюте, я вышел на палубу. На причале уже никого из наших провожающих не было. «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить». Судьба каждого из нас теперь зависела от нас самих: хочешь жить – живи, но о себе заботься сам. Живи по правилам стада: «Не отставай, чтобы хвоста не накрутили, не высовывайся, чтобы по рогам не надавали».
Заработали ходовые двигатели. Боцманская команда приняла концы, корабль медленно отшвартовался от причала и взял курс на Баренцево море. Я поднялся на мостик, но в помещение не входил. Юрий вёл корабль, а я не хотел ему мешать. Погода была отличная, настроение –наоборот. Палуба корабля была свободной, никакого груза на верхней палубе не было, всё поместилось в трюмах. Подъёмные краны были уложены в походное положение. Как корабль был не похож на тот, который в прошлые годы увозил меня на «точку»! Было видно, что строительная экспедиция завершается. Прошли мимо крейсеров, стоящих на рейде, два безымянных острова, которые как две скалы вылезли из воды и застыли. Опять слева по борту город Полярный, база подводного флота, справа начали проходить мимо нас рыбацкие посёлки с маленькими причалами и маленькими домишками. Казалось, что они абсолютно не заселены, никаких признаков жизни.
Иногда встречным курсом проходили сухогрузы, танкеры, рыбаки. Корабли гудками, сиренами приветствовали друг друга и расходились. Неожиданно сзади подошёл Юрий.
- Привет, мой лейтенант, – тихо произнёс он. – есть пара минут свободных? Пойдём в каюту, поздороваемся.
Он рукой мне указал, чтобы я спускался по трапу первым. Мы зашли в каюту. Он быстро со шкафа достал бутылку коньяка, кусочек сухой колбасы и лимон.
- Графская закуска, – сказал он, откупоривая коньяк.
Он налил мне стакан, себе – полстакана, выпили, закусили и быстро поднялись наверх. Я в середину капитанского мостика не входил, было хорошо снаружи, погода благоприятствовала. Юрий вышел с ходовой рубки и поднялся на верхнюю площадку, сверил курс и зашёл в штурманскую. Справившись с работой, он вышел ко мне, вынул трубку и медленно, размеренно выполняя каждое движение, набил её табаком, а я вынул пачку папирос. Закурили.
- Что-то вид у тебя хреноватенький, лейтенант, что-то случилось? – озабоченно спросил он.
- Так, ничего, бывает и хуже, – ответил я и рассказал о Рыбачьем, об отношении с начальником. Когда я ему рассказал о запалах и шнуре, он впервые прервал меня словами:
- Ничегосеньки даёшь, лейтенант! И этот груз был у меня в каюте?
- Конечно, был, а где ему ещё быть? Теперь я уже знаю, что нужно было его оформить на корабле и поместить в надлежащее место. А тогда я этого не знал. Кто мог мне это сказать? Кто читал мне правила транспортировки ВВ в различных видах транспорта? Никто. Главное в подготовке кадров было «бери больше, бросай дальше». А теперь все умные: «Надо было делать так, надо было делать иначе...». А пожинать плоды этого просвещения должен теперь я...
- Да, влип ты, – прервал меня Юрий, – наверное, уже прокурор ищет нужную статью. Ведь незнание закона не освобождает от ответственности.
- Спасибо, успокоил, но это я уже знаю.
- Ну и как ты думаешь выкручиваться из этого положения? – уже серьезно спросил Юрий.
- А никак. Ведь не бежать мне сейчас к прокурору и кричать: «Не судите меня, я хороший!» Буду ждать, что они мне скажут, – полушутя ответил я.
- И это верно, время должно работать на тебя, – в заключение сказал Юрий и пошёл в штурманскую комнату.
Я пошёл отдыхать в отведенную мне старпомом каюту. По дороге меня встретил солдат и передал, что командир роты просит меня зайти к нему в каюту №6, и этот же солдат меня провёл к этой каюте. Открыв дверь, я увидел, что два капитана уже обжили каюту. Они сидели на стульях босые, без портупей. На столе стояла бутылка и три стакана, закуска. Они ждали меня, но было видно, что одну бутылку они уже определили.
- Заходи, лейтенант, – пригласил меня Гуляев.
- А я и так уже зашёл. Иду – вижу огонёк. Ну, чего же не зайти? Чем, думаю, занимается пехота в море? – сказал я, усаживаясь за стол.
- Знаешь, капитан, обратился Гуляев к Грачёву, – а ведь лейтенант был солдатом в моей рате, комсоргом. Я знал, что он останется в армии. У него хватка есть. Он не плетётся в хвосте, и что важно – за ним идут солдаты. Он в ледяную воду идёт – солдаты, не задумываясь, идут за ним. Нет, я знал: он пойдёт далеко...
- Если его не остановят, – добавил я шутя, а сам подумал: пока есть такие командиры, как командир полка Иванов, начальник управления Иванько, замполит Беляк, младшим командирам с инициативой, берущим на себя ответственность, очень тяжело работать. Нет тылов. Когда инициатива удалась, успех операции эти высшие командиры приписывают себе. Но стоит немного ошибиться младшему офицеру и провалить ими же задуманую операцию, высшие командиры ему этого не простят, они обязательно его накажут не только морально, но и материально, а то побегут ещё к прокурору в поиске статьи, чтобы доказать, что их подчинённый виновен.
Гуляев начал наливать водку в стаканы. Когда дошла очередь до моего стакана, я на половине его придержал.
- Я уже только что поздоровался с Юрием, хочу до обеда немного отдохнуть, – сказал я, поднялся, взял стакан: – со знакомством, капитан Грачёв, и с первым днём экспедиции! Желаю удачи!
Я выпил водку, взял со стола кусочек колбасы, закусил и вышел из каюты.
В своей каюте я взял с кровати Юрия одну подушку, уложил на свой диванчик и проспал до обеда беззаботным сном. Я спал бы ещё, если бы меня не разбудила официантка словами:
- Командир просит Вас на обед в кают компанию!
Я вспомнил, как два года назад меня так же пригласили на обед, я поблагодарил официантку, но в кают-компанию не пошёл, т.к. не сдал продовольственный аттестат. Сразу после обеда меня вызвал командир корабля, и я выслушал «Курс молодого бойца»:
- Если командир просит к столу, то это не просьба, а приказ, и его должны выполнять не только члены экипажа, но и все пассажиры, находящиеся на борту.
Это было сказано довольно в деликатной форме и очень отличалось от нотации строевых командиров. Я привёл себя в порядок, умылся до пояса холодной водой, освежил себя одеколоном «Шипр», который стоял у Юрия на тумбочке, и пошёл в кают-компанию. Гуляев и Грачёв были уже там. Они стояли в стороне от всех офицеров, опершись на рояль, словно хотели исполнить для всех какой-то романс дуэтом. Но вот вошёл Юрий и предложил всем занять места за столом, гостям он указал их места. Когда все расселись, вошёл командир. По команде старпома «Товарищи офицеры!» все встали. «Прошу садиться!» – последовала команда командира. Обед начался.
Корабль начало покачивать, на траверсе появился остров Кильдин. Качка усиливалась. На столах подняли ограждающие бортики. Старшие специалисты быстро пообедали и, взяв разрешение у командира, удалились на свои посты. Юрий с командиром тоже вышли. Море штормило. Северо-восточный ветер не дал возможность пройти Кильдинскую салму, и командование приняло решение обойти Кильдин в открытом море севернее острова. Шторм был сильным, но для корабля класса «Чумикан», или как его теперь переименовали Г-250, этот шторм был не опасен, тем более, что все грузы были закреплены в трюмах.
Мы втроём – я, Грачёв и Гуляев – направились в клубное помещение. Обычно здесь группы солдат сидели за столами и играли в домино, «забивали козла», играли в шахматы или в карты, в «дурака». Теперь здесь никого не было. Солдаты предпочитали в штормовую погоду находиться в трюме: если стошнит, то за собой не нужно убирать. После каждой разгрузки трюмы мощной струёй забортной воды вымывались, и вода отсасывалась за борт. Взводный, лейтенант Краморенко, по всей вероятности, тоже был в трюме, он пообедал раньше нас и поспешил к солдатам, чтобы их проинструктировать, как вести себя во время шторма, чтобы никто не выходил на верхнюю палубу. Волны перехлёстывали корабль и могли смыть находящегося на верхней палубе. Будучи в трюме, он покормил сухим пайком тех, кто смог есть, и, очевидно, возвратиться в свою каюту уже не мог. Меня начало немного укачивать. Я пошёл к себе в каюту и лёг на свою кушетку. Судно качало и вдоль и поперёк, оно скрипело и стонало, как будто огрызалось волнам, то и дело бьющим его своей массой воды в стальной корпус. В каюте всё, что не было закреплено, двигалось в пределах степени свободы. Уровень воды в графине подымался с одного бока, убегая с другого, пепельница бегала вдоль бортов стола, а то и по диагонали, матерчатые занавески на иллюминаторах то прилипали к стенам каюты, то брезгливо от них удалялись. Я заснул и пробудился только к ужину. Есть не хотелось, но в кают-компанию пошёл. Там этикет был нарушен. На столе стояли чайники с половинным наполнением уже готового чая. Как чайники, так и стаканы стояли в закреплённых за стол изложницах Также закреплёнными были сахарницы, хлебницы, маслёнки с маслом. Заходящим в кают-компанию морякам официантка наливала чай, а остальное все брали сами. Поев, каждый сразу покидал кают-компанию и уходил на своё рабочее место. Появился Краморенко.
Порт «Гремиха», посёлок Йоконьга. На снимке старпом «Г-250» Ченницкий,
два работника Главсевморпути, лейтенант Дубовой.
Его солдаты подстраховали, когда он был на верхней палубе. Он доложил Гуляеву о состоянии личного состава. Мы разошлись по каютам на ночлег. Командование получило приказ зайти в порт Гремиха и взять на борт флагманских специалистов, но не на Канин Нос. Ввиду того, что был шторм, решили отстояться. Утром Юрий предложил сходить в Йоканьгу. Через два часа после возвращения из города пошли на Канин Нос. У западного берега шторма не было, но корабль по инерции ещё немного раскачивался. Была полная возможность высадиться на берег с последующей разгрузкой материалов и продовольствия. И только в этот момент я понял, что был в этой экспедиции «пятым колесом в телеге». Я своё дело сделал, насколько было возможно, заказал документацию, внёс коррективы в заявки на материалы и оборудование. Теперь эту кашу будет расхлёбывать Грачёв, который ни по образованию, ни по опыту работы не соответствовал этой должности. Собственно два года назад я так же начинал, но я был в лучшем положении, меня вводил в курс дела главный инженер управления, который полностью владел ситуацией. Он, и только он, знал досконально объект. Я Мильштейна подменить не мог, а его не было.
Началась высадка. Мы с Грачёвым на берег отправились первым катером. Краморенко со своим взводом готовил к разгрузке продукты. Грачёв на корабле был впервые в жизни. Я ему объяснил, как спускаться по штормтрапу на катер, на что нужно обращать внимание, чтобы катер не повредил ногу. Я пошёл первым, комментируя свои действия. Когда я был уже в катере, спускаться стал Грачёв. Он держался молодцом. Оставив ездовому чемоданы, мы с Грачёвым направились к западной мачте, где одна из трёх оттяжек держалась на самодельном фаркопе. Когда мы проходили ручьи, капитан восторгался обилием мелкой форели, стайки которой срывались от наших ног.
- Ещё успеешь полюбоваться рыбой, когда с Гуляевым пойдёте за гольцом, вот это рыба! – сказал я, причмокнув, – жаль, что меня уже здесь не будет.
- А когда можно будет идти на гольца? – спросил капитан, по голосу и интонации которого стало понятно, что он любитель этого дела.
- Не помню точно, но, кажется, в августе, – безразлично ответил я, – вы будете знать, когда голец пойдёт с моря в ручьи на нерест.
По дороге к Святому камню.
Мы прошли тропинку между зарослями с ещё нераспустившейся листвой, и пред нами открылась панорама площадки западной мачты с контрольным пунктом. От контрольного пункта ровная, как натянутая струна, потянулась фидерная линия из биметаллической проволоки на подвесных изоляторах. Я осмотрел все три изолятора на фаркопах, которые держали мачту. Один фаркоп был недогружен или утерян. Бригадир монтажников Алёша Винокуров из стотонной лебёдки изготовил недостающий фаркоп. Мы его испытали вместе с фаркопами, которые были изготовленны на заводе, составили соответствующий акт и мачту смонтировали. За зиму никаких изменений не произошло. Контрольный пункт был закрыт на ключ и опечатан. Мы пошли к центральной мачте, которая находилась рядом со строительным посёлком. Собственно, здесь находилось всё управление маяком. По ходу я внимательно следил за трассой кабельной линии. Траншеи были хорошо засыпаны, и весенних размывов не было. Объект прозимовал нормально. По дороге я показал Грачёву видневшийся вдали Святой камень и посоветовал в свободное время к нему подойти.
Святой камень. Идолы, которым поклонялись
ненцы-язычники.
- Там много есть интересных вещей, но идти немного страшновато, всё время по воде и по дышащей моховой подушке.
Когда проходили очередные заросли, из-под ног выпорхнула стая белых куропаток. Птица ещё не сменила зимний наряд. Одна птица так низко пролетела над Грачёвым, что чуть не сбила у него фуражку.
- Это они тебя приветствуют, капитан, – объяснял я ему с видом знатока или гида, – скоро будут тебя приветствовать песцы и лисицы. Только всему своё время.
В посёлке я пригласил к себе в штаб-квартиру Грачёва и Гуляева. Решили, что до отъезда домой я буду жить в своей комнате, где и жил раньше, контора и штаб будут находиться на старом месте. Грачёв будет жить в домике, где жили монтажники. Остальное будет находиться на прежних местах. Разгрузкой корабля, на котором мы прибыли, руковожу я. После разгрузки корабля первое производственное совещание с расшифровками и с разъяснением плана провожу также я. На следующей неделе – подписание приёмо-сдаточных документов с проверкой наличия материальных ценностей, после чего будет отослана шифровка о завершении приёмо-сдаточной компании. Протокол совещания я подписал и потребовал, чтобы его подписали Грачёв и Гуляев, как представитель сторонней организации, присутствующий на совещании.
К утру были подготовлены и вывезены на берег понтоны. Они доживали свой век. Пришлось во многих местах их вулканизировать. На берегу их надули и смонтировали на них рамы и настил. Трактор работал один, второй уже в полевых условиях восстановить было невозможно. Автомашина работала одна, но дорога нуждалась в ремонте, во многих местах была размыта. Рано утром ночная смена отправила понтон к кораблю, и через два часа первая смена принимала понтон, груженный продовольствием роты и хозяев объекта. Маячники выразили желание перейти на своё довольствие, т.к. они снабжались из бюджета, а мы были на хозрасчёте. Их питание было лучшим. Вторым понтоном пошли на берег строительные и монтажные материалы.
Теперь за разгрузку отвечал я. Всё зависело от того, как поведёт себя трактор. Я привёз с собой стандартные пальцы для гусениц, но траки были сильно изношены, да и сам трактор нуждался в капитальном ремонте. Грачёв всё время находился рядом со мной. По возможности я ему разъяснял, почему тот или иной груз надо направить на базу, на ту или иную мачту. При отсутствии надёжного транспорта нужно было избежать двойных перевозок. Все действия Грачёв принимал с пониманием и благодарностью. Лесоматериалы мы разгружали испытанным методом – вплавь в пакетах. Для осуществления этой работы мы с Юрием отправились на корабль и подошли к командиру с просьбой подключить к работе по разгрузке второй резервный катер. Старпом объяснил командиру, что барометр падает и в любой момент может сорваться разгрузка. Командир сказал, что он уже это знает, и предложил мне добавить солдат для увязки пакетов. Я пообещал, что сделаю всё возможное для усиления этой операции. С груженным понтоном отправились на берег. На берегу собрались офицеры, и мы провели «летучку» – маленькое совещание. Было решено, что Гуляев на время разгрузки весь личный состав кроме наряда по кухне снимает на разгрузку. Делимся на две группы и работаем в две смены по 12 часов. Ночная смена с Грачёвым и Краморенко идут на отдых до 20 часов, я и Гуляев ведём разгрузку. Материалы вывозить только за обсушку на берег, чтобы при шторме их не унесло в море. По объектам будем развозить, когда отпустим корабль. Я в 20 часов уйду на отдых, а в 4 часа буду на берегу.
Мы вовремя перестроились. План наш был выполнен. С корабля команду солдат с Гуляевым доставили на катере, который прыгал по волнам, как мустанг, по белым гребешкам волн начинающегося шторма. Спрыгивая с волны, катер пропадал из виду и появлялся где-то в стороне. Выгружать команду пришлось в воду. Мы, стоящие на берегу, это предвидели и разожгли большой костёр, чтобы немного просушить и обогреть прибывших с корабля солдат и офицеров. Когда катер прибыл на корабль и был поднят на борт, с корабля засверкали огни семафора, наверное, прощались с нами, а может, семафор был дан на пост, однако я ответил кораблю при помощи шапки и зажённой фары трактора буквой «А», что означало «Вас понял». Больше я ничего не знал. На корабле морзянка погасла, корабль повернулся к нам кормой и ушёл на запад в бушующее море. Команда Гуляева немного подсохла и отправилась в расположение роты, остальные остались на берегу, чтобы ремонтировать понтон, загрузить волокушу материалами, которые требовали закрытого хранения: радиолампы, электронное оборудование. После этого мы покинули берег.
Ввиду того, что разгрузка была выполнена досрочно, мы решили, что на следующий день строительные работы не начинать. Нужно было помещения расположения привести в порядок, побелить казарму, отремонтировать хлебопекарную печь, привести в порядок камбуз, расчистить склады, привести после зимы прилегающую территорию в порядок. На эти работы роте, вернее, отряду нужен был день. Мы с Грачёвым в прорабке занялись разборкой новой документации и привязывания её к старой, что не всегда удавалось. В проектной организации работало много инженеров, не имеющих понятия, что они проектируют. Особое внимание я обращал на объекты, которые ещё не достроены. В складе ГСМ нужно было обваловать ёмкость на 50 тонн дизтоплива. Такая работа на базе и выеденного яйца не стоит, а здесь, где нет землеройной техники, это проблема. Тем более, если учесть, что поверхность земли здесь покрыта мхом, который солидным слоем лежит на грунте и не пригоден на обваловку или состоит из скальных пород, также непригодных для обваловки. При наличии транспорта, «дышащего на ладан», – эта серьезная проблема. Окончательная отделка дизельной электростанции также задерживалась из-за отсутствия дизельных установок. Никто не мог гарантировать, что придут установки, которые войдут в проёмы и не нужно будет разбирать стены, как в аппаратной. Отделочные работы на контрольных пунктах по требованию маячников необходимо было срочно выполнить, т.к. в шкафы должны были вмонтировать особо важную электронную аппаратуру, которая была несовместима с пылью и влагой. Из новых объектов был водозабор и водоснабжение. У нас были эскизы, которые не вязались с местностью. Мы с Грачёвым сразу на местности определили место, где можно было бы поставить насосную станцию, однако без проектировщиков и изыскателей даже такое маленькое гидросооружение делать было невозможно. Для составления приёмо-сдаточного акта мы на каждом объекте описывали готовые конструктивы и оставшиеся работы, которые нужно было ещё выполнить. Конечно, эту работу за один день не сделаешь, но тянуть время нельзя, в любой момент мог оказаться попутный корабль, на котором можно было добраться на базу. Я попросил Гуляева в первый нерабочий день на стройке вывести на работу только механизаторов, чтобы провели профилактику оставшихся в рабочем состоянии механизмов. И так лёд тронулся. Вечером я провёл короткое оперативное совещание, на котором изложил план работ экспедиции на первый месяц. Официально представил нового начальника участка. После планёрки мы с Грачёвым нанесли визит начальнику маяка, капитану Попову, которому представили нового начальника участка. За чашкой чая текла у нас беседа, в которой мы обсуждали текущие вопросы окончания строительства, организацию быта.
Теперь Попов уже был не таким беззаботным офицером, каким был в прошлом году, когда имел двух матросов в подчинении, а сам находился между строителями и монтажниками. Казалось, что тогда у него была одна забота – научить нас играть в преферанс. Сейчас у него уже был штат военнослужащих-специалистов, с которыми он проводил занятия по специальности и по уставам, он был начальником объекта, который в этом году должен был войти в ряд действующих. Он ожидал подхода техники: вездехода, автоцистерны для перевозки горючего с берега на склад, передвижной прицепной мастерской. Он уже вёл переговоры, чтобы использовать наши понтоны. Расплатиться за эксплуатацию понтонов он обещал, предоставив возможность эксплуатировать полевую мастерскую. Времени на преферанс уже не было. Спустя несколько дней я по акту передал Грачёву все материалы, которые были в наличии, и мы дорабатывали для подписания приёмо-сдаточный акт. К нам в прорабку пришёл Попов:
- Братцы, дело пахнет нафталином, – с невесёлой улыбкой обратился он к нам. – Я разбирался с паспортами оборудования и обнаружил, что на нашей электростанции должны стоять корабельные электроустановки, а они нуждаются в водяном охлаждении. Вода для охлаждения должна окисляться, следовательно, нужна градирня. Вы, наверное, это слово слышите впервые. Так что будем делать?
- Успокойся, уважаемый Юрий Владимирович, – поддерживая полушутливый разговор, ответил я. Мы, конечно, тёмные и откуда нам знать, что такое градирня. Однако коль ты такой просветлённый, ответь мне на вопрос: на кой ляд тебе градирня, когда у тебя и воды не будет?
- Как это не будет? – не понимая, к чему я веду речь, в свою очередь спросил Попов.
- Я тоже себе задаю этот вопрос, – сказал я уже совершенно серьёзно. – Если мы сейчас не примем неординарные меры, то, прости, у тебя воды не будет. В нашем управлении главный инженер заболел и находится на излечении в Крыму, а шеф вместо того, чтобы беспокоиться о строительстве маяка, только пыжится, как Ипполит Матвеевич. Единственного человека, который знает объект более или менее, он зимой угнал в экспедицию на Рыбачий. По его милости там работа была провалена. Теперь провал грозит нашему маяку. За пятнадцать дней до отправки сюда я это обнаружил и поднял тревогу. Чтобы я не тявкал, в техническом отделе собрали какую-то макулатуру и прислали её сюда с совершенно новым человеком, который объекта не знает. Вот и сидим с ним разбираемся в том, в чём разобраться невозможно.
Услышав эти откровения, Попов сел на стул и уставился на меня с немым вопросом в глазах.
- Понимаешь, Юрий Владимирович, как выйти из создавшегося положения – у меня рецепта нет. Я после зимней экспедиции не успел даже встретиться с проектировщиками. Эти бумаги я получил уже на корабле. Но сколько бы мы ни охали, здесь мы ничего решить не сумеем. Предлагаю (и думаю, что капитан Грачёв со мной согласится): сейчас мы составим текст шифровки и за подписью Грачёва (я посмотрел, как он прореагирует на это) и моей направим через штаб флота в наше хозяйство. А ты, Юрий Владимирович, по тем же каналам направь шифровку в своё ведомство – гидрографию. Можешь смело писать, что сдача объекта под угрозой срыва. На этом и остановимся. Работа у нас есть, будем работать, но времени на водоснабжение и прочие дополнительные работы у вас здесь нет, да-да у вас, так как я из игры выхожу и меня здесь не будет. Иванько всё свалит на меня, благо, что в хозяйстве меня уже тоже не будет, а метод, как насолить мне, он найдёт, но вам от этого не легче, времени до зимы у вас не прибавится. Вот и всё, я вам раскрыл все карты, так что под ударом будете находиться вы. Я свой удар принял на Рыбачьем. Как там закончится дело – не знаю.
- Благодарю, лейтенант, – подымаясь со стула, тихо сказал Попов после небольшой паузы, – теперь мне всё ясно.
Когда он вышел, мы с Грачёвым составили шифровку, оба подписали её и пошли в посёлок Канин Нос для отправки шифровки в Ваенгу.
Мы шли по северо-западному берегу полуострова. Собственно, это был не берег, а дорога на возвышенности вдоль берега. Со времени существования полуострова здесь это дорога была проложена нашими шоферами впервые. Здесь кончалась равнинная мшистая тундра, а справа от нас в сушу врезались глубокие расщелины в граните скал, которые нависли над водой. Погода была отличной. Ветер, который ещё неделю назад вздымал валы волн и штормил море, утих. Солнце повисло над нами и круглые сутки кружило над землёй, любуясь созданой им красотой. За неделю береговые сугробы снега полностью исчезли, полностью исчезла шуга. Высоко над нами летали шумливые пигалицы, отвлекая нас от их гнёзд. Иногда они стрелой летели к земле, усмотрев там добычу, малых зверят, песцов, зайчат, мышек-пеструшек, вышедших по неосторожности из укрытий или гнездовий. Буйная растительность буквально на глазах покрывала землю, освободившуюся от снега, цветами всевозможных расцветок. В море лениво бороздили маленькие сейнеры, промышляя тресочку и полярную акулу. Впереди нас появился световой маяк.
В прошлом году мы реставрировали на нём окраску и заменили пневматический ревун на электрический, более мощный. В полярный день этот маяк отдыхал, но начеку был всегда ревун, т.к. иногда с моря на сушу надвигались такие туманы, что не видно было ладони на вытянутой руке. Я объяснил Грачёву, что в такие погоды можно идти только в направлении посёлка, а из посёлка на стройку идти ни в коем случае нельзя, можно сбиться с дороги и заблудиться, а ещё хуже – погибнуть в какой-то расщелине. А вообще лучше в такую погоду сидеть дома.
Так в поучительных разговорах мы подошли к посёлку, передали шифровки. Я познакомил Грачёва с офицерами хозяйств, и мы направились в своё расположение дорогой, проходящей мимо юго-восточной антенны.
Моя работа на Канином Носу была окончена. Шифровка, отправленная нами, доводила до сведения начальника управления, что сдача и приёмка объекта завершена. Теперь мне осталось только ждать оказии, которой бы можно было вернуться на базу в Ваенгу, но таковой не было. Планёрка по-прежнему проводилась в моей комнате, и я волей-неволей должен был отвечать на поставленные вопросы, на которые пока ещё не мог ответить Грачёв, а их было не мало. Перед планёркой я ему советовал, что делать, и по складу ума он всё понимал и схватывал, однако был не против того, чтобы на планёрках я растолковывал строевым командирам. Так прошёл у нас июнь. Я решил, что пора Грачёву уже самостоятельно принимать решение и сказал ему об этом. Он правильно всё понял, однако вечером во время планёрок мне не было куда деваться, и опять ко мне сыпались вопросы. Я предупредил командиров, что теперь имею только совещательный голос, а решения принимает только капитан Грачёв.
Капитан Гуляев, доктор Мудров, старшина маяка,
лейтенант Дубовой
Днём я бродил по тундре с собакой и ружьём, бывал на заставе, в БРО, ГМСе, но сам себя ловил на том, что при возвращении в расположение всегда шёл дорогой, на которой работали бригады. С базы никаких вестей не было. Попов дал вторичную шифровку. Июль прошёл так же бесцветно. Всё подчищалось, но дизельная не коммутировалась, наружное освещение не делалось, хотя опоры для светильников я заготовил. В начале августа пришёл ледокольный корабль «Мороз». Он высадил бригаду монтажников и двух проектировщиков с «Военморпроекта». Они очень хотели со мной встретиться, но мне пришёл приказ срочно возвращаться на базу. С корабля доставили письмо от жены, в котором она мне сообщила, что у нас скоро будет сын. Не кто иной, а только сын.
Командир взвода Володя, лейтенант Дубовой,
лейтенант Василий Краморенко с группой солдат.
Простившись с коллегами, я взял чемодан и отправился на берег, где уже ждал катерок. Вода была тихая, полный прилив, и я со скалки свободно достиг катера, не намокнув. Через 20 минут уже был на борту «Мороза». Меня поселили в каюте первого механика. Каюта была однокомнатной, но диван для меня нашёлся, да и переход ожидался не длительный, всё было в порядке. Я оставил чемоданы в каюте, вышел на палубу. Этот корабль стоял гораздо ближе к берегу, нежели «Чумикан», берег хорошо просматривался. Были отсюда видны работающие на берегу бригады, но они ко мне уже не имели никакого отношения. Через месяц-два они все забудут, что здесь был такой-то руководитель стройки, как и позабыли капитана Трапезникова, который здесь высадился первым и принимал первые грузы и от дождей прятался в установленной палатке. Жизнь идёт вперёд. Один период сменяется другим. Мы вспоминаем прошедший и с нетерпением ждём последующий, надеясь встретить его достойно и уберечься от ошибок, допущенных в предыдущем.
По сравнению с «Чумиканом» «Мороз» был малышом. Корпус его был похож на опрокинутый утюг. Округлённая форма делала его неустойчивым на волнах. Малейшая волна его клала набок, но он, как игрушечный «Ванька-встанька», моментально выпрямлялся. Капитанский мостик и штурманское помещение также были малы, и не вмещали столько народа, сколько вмещалось на «Чумикане». Вот загремела якорь-цепь, судно на какое-то время перестало качаться, удерживаясь цепью. Удар якоря об клюз, доклад боцмана «Якорь чист!» – и корабль плавно тронулся в путь. На ходу качка была меньшей, но всё-таки качало. Командир пригласил в кают-компанию на обед. Кают-компания была маленькой, но вместительной. Я подождал, пока усядутся начальники служб и командиры боевых частей, и сел на свободный стул около механика, в каюте которого я поселился. Я спросил у механика, почему один стул около командира свободный.
- Это длинная история, лейтенант, ответил механик, – вечером обязательно расскажу. Я особенно не настаивал, но вечером, когда я уже расположился на ночлег, после осмотра машинного отделения корабля в каюту вошёл механик. Когда он лёг в свою постель, он обратился ко мне:
- Ты хотел узнать, почему около командира свободный стул – так слушай. Ещё месяц назад на судне штурманом ходил капитан-лейтенант. Фамилию называть не буду, она тебе ничего не скажет. Да не всё ли равно – Иванов, Петров или Сидоров... На судно пришёл года три или четыре тому назад лейтенантом и дослужился до капитан-лейтенанта. Мужик, надо прямо сказать, безобидный, немногословный, в меру остроумный, в общем, мужик что надо. Но вот с середины прошлого года он как-то изменился. После вахты он уходил к себе в каюту, закрывался. Выходил только на вахту и на приём пищи. Уборщица приходила и убирала ему каюту. Когда её спрашивали, она говорила, что он что-то пишет. Сначала этому никто не придавал значение, затем близкие друзья поинтересовались, о чём он пишет. Он ответил, что ведёт расчёт вечного двигателя. Этот ответ приняли за шутку. Когда же кто-то из офицеров зашёл в штурманскую и увидел на столе раскрытую папку с какими-то расчётами, он доложил об этом командиру корабля. На следующей вахте штурмана командир увидел в штурманской злополучную папку. После вахты командир вызвал к себе штурмана и попросил доложить, что это за папка, которую он видел в штурманской. Ответ был краткий и предельно лаконичный:
- Это расчёты вечного двигателя, чем я занимаюсь в свободное время.
Командир попросил, чтобы он в штурманскую комнату не приносил отвлекающих внимание вещей, так как экипаж уже обеспокоен. Штурман пообещал, что больше в штурманскую комнату он отвлекающих предметов приносить не будет. Он своё обещание выполнил, но замкнулся ещё более в себя. Он ни с кем не разговаривал, ел без аппетита, осунулся, на вахту мог прийти небрежно одетым, без пуговицы на кителе. Однако на вахте работал чётко, прокладывал курс корабля, следил за ним, за глубиной под килем. В общем, выполнял все штурманские обязанности. Но вот поступил сигнал от вахтенного рулевого, что штурман задремал и не отметил время прохождения какого-то маяка. Это насторожило командира. Когда пришли в Мурманск, командир переговорил с врачами медотделов флота, и штурмана направили в поликлинику пройти медосмотр. С медосмотра штурман пришёл с отметкой в медкнижке, что он здоров и пригоден для прохождения дальнейшей службы. «Мороз» через несколько дней опять ушёл в рейс по маякам, огням в Баренцево, Белое, Карское моря. Была зима. Кроме всех бед, которые могли быть с кораблём летом, добавились льды, с которыми корабль справлялся не совсем хорошо, и от штурмана требовалась особая бдительность. Во время рейса командир всё время получал информацию от команды о странном поведении штурмана. Командир беседовал с ним, но штурман уверял его, что с ним ничего плохого не происходит и свои обязанности он выполняет. При разговорах появилась раздражительность, переходящая в грубость при общении с подчинёнными. Командир связался по радио со штабом флота и потребовал заменить штурмана. Медицинский отдел флота доложил командующему, что они провели медкомиссию и признали штурмана пригодным к несению службы. Командиру последовал рапорт рулевого, что штурман уснул на вахте, когда корабль шёл в шуге. Никаких коррективов штурман долгое время не давал. Этот небольшой корабль могли вести три человека – штурман, старпом и командир. На малых переходах справлялись два человека, но этот рейс был длинным и срочным. Карское море могло сковать корабль паковым льдом. Опять командир связывается со штабом флота. Последовал приказ развернуться и идти в Белое море, нужно провести буксир с баржой на Соловки. Шли в штормовой обстановке. Часто приходилось прятаться от шторма в фиордах, за островами, часто меняя курс. Командир и старпом валились с ног. Штурман работал, но на него уже нельзя было положиться. Так мы зиму фактически проработали. Наконец нас отозвали в Мурманск. Командир получил пакет, в котором были расписаны все действия, которые нужно было провести со штурманом. Был заготовлен конверт с сургучными печатями. Командир вызвал штурмана и приказал этот «секретный» пакет доставить в Ленинград по указанному адресу. Для «охраны», как сказали ему, а фактически сопровождающими командир направил главстаршину и старшину, предварительно проинструктировал их и проиграл с ними варианты, которые могли случиться в дороге. Официально главстаршина получил приказ доставить штурмана в Ленинградский неврологический институт для проведения экспертизы, а если понадобится – провести курс лечения. Так штурман должен был остаться в Ленинграде. Что касается штурмана в настоящий момент, он должен был знать, что отвозит секретный пакет.
- На месте Вас будут ждать и встретят, – так закончил инструктаж командир.
Механик встал с кровати и закурил трубку.
- Ну, там их встретили и они сдали штурмана как вещь? – спросил я.
- Да... Держи карман пошире! Как всегда у нас что-то напутают, – сказал механик и замолчал, затем сделал затяжку, выпустил дым и продолжил рассказ:
- Об этом мы узнали позже, когда вернулся главстаршина. У нас как отмочат что-нибудь, так отмочат. Хоть стой – хоть падай. Когда сошли с поезда в Ленинграде, главстаршина вытер пот со лба. Всю дорогу в поезде штурман всем рассказывал, что везёт секретный пакет в Ленинград по приказу командира. Когда они оказались на вокзале, главстаршина попросил у штурмана разрешения позвонить другу по телефону, на что штурман с возмущением отказал главстаршине, прочитал ему нотацию и воспользовавшись правом офицера приказывать, приказал продолжать путь. Это был первый прокол. Главстаршина не смог сообщить о своём прибытии, как ему было велено. Однако он не растерялся и воспользовался тем, что он знал хорошо Ленинград, а штурман его не знал. Когда они проходили около троллейбусной остановки, главстаршина предложил поехать троллейбусом. Когда все вошли в тролейбус, главстаршина велел старшине при выходе взять разрешение у капитан-лейтенанта сходить в туалет. При этом во что бы ни стало сообщить в институт об их прибытии. Старшина выполнил приказание. Когда вышли из троллейбуса, старшина попросил разрешения сходить в туалет, на что штурман разразился негодованием, однако когда он увидев, как старшина переступает с ноги на ногу, понял, что может произойти непоправимое, и дал разрешение.
- Только одна нога там – другая здесь! – вдогонку скомандовал штурман.
Кому и как сообщил старшина, нам остаётся только догадываться, но когда подходили к институту, там их уже поджидали двое верзил. Когда тройка командированных с ними поравнялась, они подошли к главстаршине и, наверное, только им известным приёмом взяли его под руки и потащили. От неожиданности главстаршина завизжал:
- Вы, мудаки, я ж это не он! Письмо у него!
- Знаем мы эти письма, потом разберёмся, – ответили санитары.
Старшина, который в какой-то момент оторопел, подскочил к санитарам и сказал, что здесь произошла ошибка. Капитан-лейтенант, не понимая, что происходит, потребовал прекратить безобразие. Он подтвердил, что пакет действительно находится у него и он его собственноручно должен вручить адресату. Здесь только санитары поняли свою промашку.
- Что же вы голову морочите? – сказал один из них, – Зайдём в помещение, и вы найдёте адресата. Они зашли в здание, перешли какие-то коридоры, толкнули какую-то дверь, которая легко открылась.
- Прошу, – сказал санитар, уступая дорогу штурману.
Когда штурман вошёл в дверь, санитар его легонько подтолкнул и закрыл дверь. Главстаршина услышал голос штурмана из-за двери:
- Как я раньше не догадался, что это дурдом?
- Вот так, лейтенант, с тех пор место около командира никто не занимает. Новый штурман предпочитает на этом месте не сидеть. Суеверие? Может быть... Но так спокойнее.
Корабль шёл по сравнительно спокойной воде. Лёгкая вибрация ходовых двигателей создавала тот характерный шумок, который можно слышать на дизель-электроходах.
- Заболтались мы с тобой, лейтенант, пора на покой. Утром будем в Мурманске. Будь здоров. – Он улёгся и потушил свет.
Проснулся я рано утром. Уставшее за лето солнце отдыхало ещё за горизонтом, но было уже светло. Взяв одежду и принадлежности, чтобы не разбудить механика, я отправился в душевую, где привёл себя в порядок, насколько это было возможно, побрился, принял душ. К концу экспедиции был готов.
Одевшись, вышел из каюты и поднялся на верхнюю палубу. С моря дул холодный ветер. К этому времени мы пересекли Баренцево море по траверсе Канин нос - Святой нос и, не заходя в порт Гремиха вдоль восточного берега Кольского полуострова, зашли в пролив Кильдинской сальмы. Здесь был полный штиль, как на озере. Слева и справа по борту были отвесные берега Кольского полуострова и острова Кильдин. Наш «Мороз» словно разрезал морскую гладь на две части и отправлял за кормой две одинаковые волны к левому и правому берегу. Я закурил и с жадностью наблюдал за безлюдными берегами, за суровой природой Заполярья, которая устала от летнего зноя и сейчас готовилась к зимней спячке. Чайки стаями летели над кораблём и садились на воду. Они нам указывали, что мы можем быть спокойными, погода будет хорошей. Проход между скалами начал расширяться, мы заходили в Кольский залив.
Маленький причал у небольшого селения. На пришвартованном к причалу сейнере велись работы по подготовке выхода в море. Всё вокруг жило в труде, зная, что делают сейчас, что будут делать через час, два, день, неделю. Меня же ледокольный трудяга нёс в неизвестность. В настоящее время я вольный человек, ограниченный в передвижении только фальшбортом и леерами. Что будет завтра, я не знаю, но то, что будет много нового, мной еще не изведанного, я знал точно. Во-первых, я скоро стану отцом, во-вторых, у меня полностью поменяется начальство, правда, я не знаю, каково оно будет, в-третьих, я буду самостоятельно строить большие дома. Сумею ли я во всех этих новшествах принимать правильные решения? Этот вопрос стоял предо мной, и ответа на него не было. Как-то у меня всё получается нестандартно. Из рядового солдата практически без подготовки стал офицером, без окончания института работаю на инженерной должности, не пройдя практику в должности мастера, прораба стал начальником участка. Но это пройденные этапы. Что впереди..?
Взошло солнце. Вода стала прозрачно-зеленой, как будто кто-то на морской глади выстелил малахит. Солнечные лучи окрасили сопки в ярко-зеленый цвет. Пришёл новый день, который по законам жизни должен быть хорошим и счастливым. На встречном курсе начали попадаться сейнеры, которые в Баренцевом море промышляли треску, пикшу, окуня и сельдь. Навстречу шли большие сухогрузы, танкеры, большие морозильные траулеры. Жизнь шла своим порядком. Я зашёл в каюту. Механика уже не было. Я взял газеты на столе и стал их просматривать. Газет я не видел три месяца. Оставшиеся на Канином не будут их видеть ещё четыре месяца. Если какой-то корабль доставит немного газет, то их раскурят гораздо раньше, чем прочтут. Наша флотская «На страже Заполярья» сообщала, что на флоте успешно ведут политучёбу во всех подразделениях, отличники боевой и политической подготовки прекрасно несут службу на всех участках, куда посылает их партия. Офицеры флота отлично учат молодёжь флотским специальностям. В общем, на флоте ажур. Газета «Правда» сообщала о победе металлургов, шахтёров, энергетиков. Горьковский автозавод приступил к выпуску новых автомашин. Совпартактив завода на своём собрании обещал увеличивать выпуск машин, которые являются лучшими в мире в этом классе.
Корабль шёл по заливу на максимальной скорости, как конная упряжка к конюшне. Пришёл «ангел-кормитель» и пригласил идти завтракать. Завтрак прошёл в оживлённой обстановке. Всех ждал свой дом, где будет встреча с семьёй, где можно будет немного передохнуть после долгой разлуки. Я подошёл к командиру корабля.
- Товарищ капитан третьего ранга, разрешите откланяться и поблагодарить Вас за тёплый приём на вверенном Вам судне!
Мы обменялись рукопожатиями. «Мороз» проходил Ваенгу и приветствовал корабли, стоящие у причала и на рейде. Вот и губа Грязная. Авиаторы возились со своими летающими лодками «Каталинами», которые взад и вперёд бегали по заливу. А вот и посёлок РОСТА, судоремонтный завод, на котором я разбивал бетонные стены доков и колол гранит на щебень. А вот и приветственный гудок «Мороза», оповещающего, что мы дома и швартуемся к своему причалу. Так окончилась моя последняя строительная экспедиция в Заполярье.
Январь, 2018г.
ПОВЕСТЬ ОБ ОБЫКНОВЕННОМ ЧЕЛОВЕКЕ. ЧАСТЬ 1. ДЕТСТВО. Глава 1. Детские годы
Глава 2. Последний довоенный год. Исход.
Глава 6. 147-й отдельный стрелково-строительный батальон.
Глава 7. Школа младших офицеров.
Глава 9. Первая стройэкспедиция.
Глава 10. Вторая стройэкспедиция.
Глава 11. Полуостров Рыбачий. Безуспешная экспедиция.
Глава 12. Последняя экспедиция.
Глава 13. Североморское строительное управление
Глава 15. СМУ-10 треста Одессжилстрой
Глава 16. СУ 604 Гидроспецстроя.
Глава 18. УПТК треста Южгидроспецстрой
Глава 19. ОКС завода им. Дзержинского
ДВА ГРИГОРИЯ ИЛИ ОКОНЧАНИЕ ПЕСНИ
Hat mir gefallen?
Bewertet: 11)Kommentare (0)
dlt_comment?
dlt_comment_hinweis
Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich
Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.
Zur Anmeldung >>