Моцарт, Сальери и я, или Как я расколола Сальери-Табакова

Начать бы этот текст надо так: «Помню, на заре туманной юности...» Не туманная она была вовсе. Да и по прошествии времени тоже ничего не затуманилось, и некоторые вещи я помню очень хорошо. Например, то, как я любила ходить в театр. Да и сейчас люблю.

Но тогда... Просто обожала! Все. От оперетты до художественной самодеятельности в каком-нибудь селе, куда нас гоняли на картошку. Недостатков в виде плохой игры, жуткой сценографии, слабости режиссуры, потрепанности костюмов, бездарного музыкального сопровождения – старалась не замечать. Прощать, в крайнем случае. Ведь в этом безобразии могли участвовать только люди, беззаветно любящие процесс. Великое театральное действо. Ну, как можно было не восхищаться!

А уж когда я начала преподавать историю театра в одном из ВУЗов города Владивостока, то любовь к искусству перевоплощения превратилась в дело профессиональное. И я, конечно, понимала, что студентам, особенно про современный театр, нужно говорить, ощущая его как живое дело. А не театральные рецензии пересказывать.

Ну, и отправилась я в театральную мекку нашей Родины, в город, сами понимаете, Москву. Времена были тяжелые, голодные. Жила я у подружки на Юго-Западе, стесняясь съесть чего-нибудь лишнего. (У нее двое маленьких детей на руках и муж практически там же. Поскольку весь в науке, а та в те времена – вся в загоне.) Посему уходила я на целый день, бродя по каким-нибудь музеям да стоя в очереди за сосисками, которые я к великой радости моих друзей приносила на их маленькую кухню по вечерам. Правда, очень поздно. Поскольку вечером я шла в театр. Вместе с колбасными изделиями.

Каждый мой поход заслуживает, наверное, отдельной истории. Поскольку у меня к тому времени накопилось 333 способа попадания в святая святых. Некоторые из них даже перечислю. Вдруг кому пригодится.

1. Предъявление всяческих документов и удостоверений администраторам и прочей театральной нечисти. (Работало, но в редчайших случаях. Подумаешь: преподаватель истории театра. Много вас таких по Союзу бегает.)

2. Выискивание лишнего билетика у входа в театр перед спектаклем. (Удавалось, но очень редко.)

3. Перекупка у спекулянтов, коих много толклось в те годы у Таганки, например. Или у какого-нибудь Ленкома.

4. Использование студенческих билетов друзей-приятелей из московских театральных вузов, которых бесплатно пускали на галерку. (Редко этим пользовалась, стеснялась. Да и попасться можно было запросто).

5. Плач Ярославны. В разных вариантах. Чаще всего взрывной, эмоциональный у окошка администратора или тихий, покорный при самом входе в театр.

Этот последний способ был даже очень неплох. Мало кто им пользовался. Уж слишком специфичным казался он прожженной московской публике. И вот однажды, испробовав все названные варианты, чтобы попасть во МХАТ на спектакль «Амадей», прекрасным Марком Розовским поставленный, перешла я к способу номер 5.

Спектакль-то суперзнаменитый был. Только недавно премьера прошла. И написанное в программке – «пьеса Питера Шеффера, поставленная во многих театрах мирах и рассказывающая нам о блеске и интригах австрийского двора, творческих муках гения, кознях его завистников, несомненно увлечет зрителей», – всё было чистой правдой.

Ажиотаж там дикий творился. Пьеса – обожаемая во всем театральном мире; режиссер – супермодный; костюмы, сшитые из дореволюционной парчи, сохранившейся в сундуках Станиславского, – восхитительные; про актерский состав я уж и не говорю. Главный, конечно, Олег Табаков! В то время еще работавший в «Современнике» и специально приглашенный Розовским на роль, о которой можно только мечтать.

Ну как я могла такое пропустить! Поэтому и решила воспользоваться своими наработками. Неосознанно причем. Просто устала искать лишний билетик, стоять в очереди к администратору (тем более, что перед этим выстояла очередь за сосисками), кидаться к сомнительным личностям, которые помахивали билетами, а потом исчезали за углом театра...

Короче, я ни на что не надеялась. Тем более, что спектакль уже начался. Просто слезы потекли сами собой. И вдруг! Какой-то дяденька толстый, направляясь к служебному входу, остановился и спросил, как у маленькой: «А что такая красивая девочка и плачет?»

И я, забыв, что у меня во Владивостоке уже сыночек есть, как-то откликнулась на эту девочку, подняла глаза зареванные и...

– Да вот, я преподаватель истории театра, с Дальнего Востока приехала, хотела на «Амадея» попасть.

Дядька захохотал: «Ну, пошли со мной, история театра». Кто этот волшебник был – до сих пор мне неведомо. Но он запросто провел меня мимо строгих билитерш, довел до фойе и велел бежать на балкон: «Оттуда посмотришь!»

Я и понеслась, счастливая, на самый верх. Там в этом огромном МХАТе на Тверском бульваре мест чуть ли не полторы тысячи: за партером еще бельэтаж, потом первый ярус балкона, а дальше, сами понимаете, второй – куда меня и послали.

А надо вам сказать, что эти балконы во МХАТе носят опоясывающий характер. А значит, есть козырные места, прямо на сцену смотрящие, и есть боковые, что называется – для бедных.

Заглянула я в козырную часть: батюшки, все места заняты, а в проходах тоже публика типа меня толпится. Пыталась я своей кудлатой головой просунуться между рослых студентов, но поняла, что дело это безнадежное: народ стоит намертво. Зато сумела углядеть, что в боковых частях балкона – всё цивилизованно. Никакой толкотни.

Ох, как я обрадовалась! Ох, какой умной себе показалась! Ох, как упорно, тысячу раз извинившись, пробивалась к желанной цели. Смотрели на меня как на ненормальную. Но я же не для себя! Я для работы!

Короче, пробралась я через толпу, и по стеночке, по стеночке, пригнувшись поползла к концу балкона. Где уже никого. Даже кресел нет. Дошла, поглядела вниз и вижу, что весь партер у меня как на ладони. Красота! Одна мелочь только мешает: сцена – вне поля зрения.

Тут только я поняла, почему зрители на боковых креслах практически в зал свисают. Как ни странно, тоже сценой интересуются. И что-то, похоже, видят. Потому что лица внимательные, творческие. А я не вижу, черт возьми, ничего! И что делать – не знаю. Не назад же ползти.

Подошла я к перилам, перегнулась и вдруг чувствую: не в воздушном пространстве моя половинка находится, а лежит на какой-то легкой сетке. Я ее поначалу и не заметила. И понимаю я, что это мой шанс! Потому что сетка – как раз над сценой расположена. И если на нее подальше продвинуться...

Не решалась я сначала. (Черт ее знает, эту сетку: вдруг она настолько прозрачна и легка, что ежели я на нее навалюсь – может прорваться.) Попробовала сначала корпусом прилечь – уже кое-что видно стало. А именно, порхающую Проклову и легкомысленного господина Моцарта. (Не помню, кто играл. Вроде бы Владимир Пинчевский, первый исполнитель этой роли. Но точно не Безруков. Не дорос он тогда еще). Но любоваться я могу этой парочкой, лишь когда они в противоположном углу друг другом наслаждаются. А в моем – ни черта не видно.

Ну, мне терять нечего, стала я ползти по сетке дальше. И ничего – не рвется. А картинка внизу все лучше и лучше. Короче, решила я уж элитные места занять. Тупо выползла почти на середину и ну – наслаждаться. Так здорово! Все видно. Никто не мешает. Да и вообще я первый раз в жизни, лежа! на великих смотрю. Увлеклась так, что обо всем забыла.

Полеживаю себе, балдею. Тем более, что уже и Сальери на сцене появился. Олег Павлович Табаков мой любимый. Ему бы, конечно, Моцарта играть. Характер-то именно такой, моцартовский. Но возраст, возраст... Хотя у него в пьесе монологи очень длинные. Никакие моцарты не потянут.

Ну и взялся Сальери за очередной принципиальный монолог. К небесам и господу обращаясь и страшно стеная по поводу того, почему божественный дар не ему, умудренному, опытному, талантливому, всей жизнью заслужившему, достался, а этому-вертопраху, мальчишке, хулигану ...

… До сего дня я стремился к добру. Не покладая рук трудился в меру отпущенного мне Тобой таланта. Ты знаешь, как тяжко я трудился! И всё ради того, чтобы в конце концов в том искусстве, в котором для меня смысл всего мироздания, я мог услышать Твой голос! Я слышу его сейчас, и он твердит мне одно лишь имя – МОЦАРТ! Ехидный, насмехающийся, самовлюбленный, инфантильный Моцарт! Он палец о палец не ударил, чтобы кому-нибудь помочь! Непристойный Моцарт, вечно хлопающий по заду жену! И вот именно его Ты избираешь исполнителем своей воли! А моя единственная награда, моя высшая привилегия заключается лишь в том, что я единственный сейчас человек на земле, сумевший ясно увидеть Твое в нем воплощение!...

Ну, читатель, ты уже догадался, мизансцену-то представил? Я, конечно, вся разволновалась, в сетку лицом вжалась, ни одного словечка не пропускаю...

…Говорят, божий дух поселяется где захочет. Я против этого. Он должен обитать там, где пребывает добродетель! Или вовсе не возникать! (Кричит.) Отныне Ты Враг мой! И клянусь, что до последнего дыхания, всеми силами своей души я буду вести с Тобой борьбу!...

(Он злобно смотрит вверх, где находится Бог.) Эту ремарку я уж потом в пьесе вычитала. А тогда и не подозревала, что дальше произойдет. Поднял Сальери голову, сединами-то убеленную, к небесам, а там я лежу. Глазами с ним прямо встретилась.

Что тут с Сальери случилось – не передать! Реплику свою последнюю «для чего вообще-то на земле живет человек, если не затем, чтобы проучить своего Создателя? Клянусь, я разделаюсь с тобой!» он прямо задыхаясь от смеха говорил. Но кулаком мне погрозить успел.

Как спектакль не сорвал этот старец – не пойму. Тем более, что зрители, сообразив, что там, в небесах, Сальери увидел что-то необыкновенное, что заставило его трястись перегнувшись вдвое, тоже решили посмотреть в заоблачную театральную высь.

Я, правда, уже отползала. Не развернувшись, а как партизаны, пятясь и извиваясь. Лицом к публике отступала. Сетка опасно прогнулась, и я уже представила себе, как рухну прямо на голову красного от смеха Табакова.

Но обошлось. Под общий хохот отползла я и спряталась за перилами балкона. Там и просидела на корточках до конца первого действия. А в антракте спустилась в партер. «Что ж, – думаю, – неужели так и не посмотрю ничего?»

Какой я имела успех – куда там Табакову! Мне улыбались все! И когда я перед началом второго действия протиснулась на свободное место в пятом ряду, которое я с балкона усекла, меня чуть ли не овациями встретили. Автографы практически просили.

А после спектакля какой-то красавец молодой поперся меня провожать на мою Юго-Западную. Причитал, что никогда такой красивой барышни, да еще в таком ракурсе, не видел.

Сосиски до места доволок. Надеялся, что я его в гости приглашу. Но нам самим есть было нечего. Да и во Владивостоке меня ждали.

Майя Беленькая (Мюнхен)

Читайте также:

1. Сказание о безымянной стюардессе. Журнал «Партнёр», № 7 / 2021. Автор М. Беленькая
2. Цыпкин, цыпочки и пара куриц. Журнал «Партнёр», № 4 / 2021. Автор М. Беленькая
3. Как доставить радость другому и сделать счастливее себя. Журнал «Партнёр», № 3 / 2021. Автор М. Беленькая
4. Фаны и профаны. На футболе болеют все. Журнал «Партнёр», № 2/ 2021. Автор М. Беленькая