Ургант, Жук и мы с милицией

.....До свиданья, до свиданция,

Нам, терявшимся в толпе.

Полустанки, полустанции,

Торопливые купе.

Виски выпито из горлышка,

Счастье – пишем, жизнь – в уме.

И неверный голос: «Солнышко!»

Исчезающий во тьме.

Вадим Жук

Этим пусть даже и пандемийным летом в моем родном Нижнем Новгороде состоялся легендарный Всероссийский театральный фестиваль «Веселая коза». Друзья мне в лицах описывали, как здорово было, кто вел (кроме актеров еще и обожаемый всей страной Вадим Жук), какие замечательные люди собрались, и какое это всё-таки счастье, что еще сохранились такие островки радости и всеобщего объединения, как этот фестиваль.

И я тут же вспомнила, что и мне довелось... Правда, уж лет двадцать тому назад эта история приключилась, а я всё забыть не могу.

Поезд Нижний Новгород – Москва. Фирменный. Ночной. То бишь примерно в 22.40 уходит, а в семь утра уже в столице нашей Родины. Когда я жила в Нижнем, у этого поезда даже номер был. Зловещий, мне казалось. 37-ой.

И вот я как раз в Москву. В спальном вагоне. В этом самом 37-ом. Настроение, несмотря на номер, прекрасное: в первопрестольной друзья ждут, да и в Нижнем тоже было замечательно, поскольку только что закончился известнейший Всероссийский фестиваль театральных капустников «Веселая коза», а это действо совершенно фантастическое. Начиная с конкурсной программы и заканчивая гала-концертом, где все самые лучшие и знаменитые (и в жюри, и на сцене), да и вообще – невероятная атмосфера какой-то всеобщей талантливости, доброжелательности, обаяния. Даже зрители на глазах хорошеют, не говоря уж об участниках. Пир духа, короче.

Вся нижегородская интеллигенция этими несколькими фестивальными днями много лет просто живет. Ну, и я пристроилась. Даже из Мюнхена специально приехала. И в этот раз тоже: все программы посмотрела, всему порадовалась, и на следующий день – в Москву, в Москву!

Захожу в свой вагон, купе у меня второе, но я краем глаза и содержимое первого купе углядела. Батюшки! Ургант!!! (Спокойно: не Иван, а папа его Андрей; но еще неизвестно, кто круче.) И Вадим Жук! – легенда театральных капустников, умница, выдумщик, автор много чего, да еще и поэт прекрасный. Гениальный, я бы сказала, да, боюсь, Жук рассердится.

Без сомнения, эти великие тоже после фестиваля, потому что они как раз вдвоем нашу «Козу» и вели. Ну, я мимо них – в свое купе направляюсь. А там опять двое. Малыши такие здоровенные, на вид лет тридцати пяти; один даже красивый, да и второй ничего себе. Но морды нахальные и уверенные. Опасные, прямо скажем.

Зашла я в купе, чемодан под полку положила и вышла с сумкой к окну – типа с родным городом попрощаться. Стою себе, поезд дернулся, и поплыли за окном родные пейзажи.

Тот, который покрасивее, тоже подошел, в окошко смотрит и, практически на меня не глядя: «Девушка, вы же в нашем купе поедете. Давайте познакомимся».

Ну, вы знаете: у советских собственная гордость. Да и побаиваюсь я. Уж очень глаза нахальные.

– Что ж, – говорю, – знакомиться? Москва близко, ночью я обычно сплю, так что даже смысла нет время на это тратить.

А он, гад, так за локоток меня потрогал и говорит: «Ну, пока чай, пока что, хоть поболтаем». И второй из купе поддакивает: «Да, да. У нас и коньячок хороший с собой есть».

«Черт, – думаю. – Лучше бы я в плацкартном поехала. Там хоть все на виду. А эти дверь на задвижку закроют, и поминай как звали».

Настроение мое, капустниками приподнятое, просто рухнуло. Пошла на ватных ногах к проводнице, якобы чай заказывать, а сама ей тихонечко и говорю: «Не могли бы вы меня в какое-нибудь другое купе перевести. Уж очень попутчики мои сомнительно выглядят».

А проводница мне: «Женщина, у меня купе все под завязку. Ну, вот если только в самое первое. Но там такие хмыри сидят, хуже твоих будут». (Это она про Урганта с Жуком, представляете?!)

Я ей: «Ой, пожалуйста, переведите меня в первое». Проводница, знай себе, упирается: «Да ты посмотри на них! Алкаши! Поезд только от перрона, а они уж и бутылку достали».

– Ну и пусть, – говорю, – ну и пусть. Я себе на верхнюю полочку залезу – и спать.

Вздохнула моя спасительница, и в купе – к Жуку прекрасному. А я скорее в свое купе, за чемоданом. Но и достать даже его не успела. Зовет меня моя богиня. Головой качает.

– Не хотят они тебя, матушка. «Нам, – говорят, – вдвоем хорошо. Планы надо обсудить». Тут проводница мне подмигнула и щелкнула себя по шее: «Планы у них! Творческие, блин, поди...»

 – Так что чеши, девка, в свое купе. Там хоть полка у тебя нормальная. Да и мужички помоложе будут. Но если что – кричи.

Повздыхала я, повздыхала и вернулась к окошку. Смотреть на пролетающие родные помойки да лесочки. А этот-то, смазливый, опять рядышком оказался.

– Девушка, – говорит, – я вот тут краем уха понял, что Вы от нас сбежать хотели. Чем же мы хуже этих двух хрычей?

– Этих хрычей я знаю, – строго я так ответила. – А вас в первый раз вижу.

– Тем более, значит, познакомиться надо. Может, и нас узнаете.

Короче, нет мне выхода. Постояла я у окошка еще минут пятнадцать и пошла себе стелить, стараясь не думать о грустном. Постелила, прилегла прямо в чем была; свет большой попросила оставить. – Вы, молодые люди, всё равно пока не спите. А я читать буду.

Захихикали они, но сопротивляться не стали: уселись на противоположную полку, коньячок разливают и на меня периодически поглядывают.

А тут и поезд остановился. В городе Дзержинске.

– Ой, – думаю, – хоть бы какая-нибудь тетенька подсела в наше купе. И не только в наше, пусть и к не захотевшим меня звездам кто-нибудь попротивнее подсядет.

Но везет же только мне. Всего один мужик и зашел. Браток натуральный. С сумочкой такой небольшой, типичным атрибутом девяностых. И, конечно, в наше купе.

И тоже, прямо не раздеваясь, на верхнюю полку полез. Сумку даже из рук не выпуская. Улегся, прижал ее, круто-кожаную, к животу. И смотрит на меня сверху вниз. Ужас, короче.

Через час примерно, при той же диспозиции (а именно: я с книжкой на нижней полке, напротив – смазливые мои малыши с коньячком, наверху браток с сумкой), один из красавцев и говорит: «Ну что, товарищи, укладываться будем? Надо бы свет выключить».

Я и слова вымолвить не успела, как мужик сверху аж вскрикнул: «Нет! Не надо свет выключать! Я при свете привык!» Ну, и я в свою очередь поддержала: «Давайте, правда, свет оставим. Он не такой уж и яркий. А я хоть почитаю».

Завздыхали мои визави, но послушались: свет выключать не стали. И браток захрапел почти успокоенно. Сумку, правда, от живота не отнимая. (Что уж там у него было: доллары ли безумные, патроны, чтобы от меня отстреливаться, парабеллум – бог весть...) А я так в книжку и уткнулась.

И вдруг красавчик этот нахальный садится на мою полку, смотрит на меня испуганную, ноги поджавшую, и говорит своему товарищу: «Леха, давай уже расколемся. А то барышня у нас от страха до утра не доживет. Хватит ее мучить.»

И вот вы не поверите: оказалось – милиционеры! Не менты, не полицейские, а именно милиционеры. О которых мы в детских книжках читали. Которые еще тогда (да и сейчас, надеюсь) не все к преступному миру близки были.

И в Нижнем эти милиционеры работали: искали там какой-то пропавший в Москве Лексус. (Такие машины еще были наперечет, и следы украденного сокровища в моем родном городе обнаружились). Каких-то, правда, не окончательных, успехов они в Нижнем достигли; и вот, что называется, усталые и довольные, возвращались домой. Один капитан, другой лейтенант.

Остроумные, веселые, начитанные. Капитан этот на музыке помешанный. Причем на классической. Чуть ли не Малера мне напевал. А лейтенант два раза нам за чаем бегал. Проводница только многозначительно головой качала и на меня укоризненно поглядывала. Проболтали мы с ними часа три, пока у меня глаза слипаться не начали. Тогда уж я строго велела выключить свет и дать мне, наконец, поспать.

Только блеклым осенним утром, когда поезд в Москву пришел, не хотелось мне им на глаза показываться. Это с вечера, при вагонном освещении, я на человека похожа. А с утра, да еще после бессонно-трусливо-а потом замечательно-болтливой ночи, вид у меня еще тот.

Но ничего. Вытерпели они и вид, и мешки под глазами, и башку встрепанную. Наш-то браток с верхней полки кубарем со своей таинственной сумкой скатился, а мы собирались не торопясь: болтали, шутили, версии насчет сомнительного попутчика строили (вдруг у него в сумке купюры за Лексус спрятаны были), даже телефонами обменялись. Хоть и понимали, что это так, для проформы. Чемодан силовики интеллигентные мне поднять не дали; вынесли его, тяжеленного, на платформу, передали нас обоих, практически прямо в целлофане, моему московскому приятелю, слегка обалдевшему от такого роскошного сопровождения, и пошагали по своим делам. Пару раз обернулись, замахали руками... Ну и я, и я!

На Урганта и Жука, вслед за нами на божий свет выползшими, даже не посмотрела. Хотя люблю их всё равно и до сих пор мечтаю им эту историю рассказать. Пусть теперь жалеют, какую собеседницу и красавицу упустили.

А я не жалею, нет. Ну, если жалею, то и чуть-чуть всего, поскольку вспоминаю, как шли мои симпатяги по платформе, оглядывались, махали долго и улыбались. Хорошие!

P.S.: Закончила текст, перечитала и подумала, что все-таки жалею. Когда еще так повезет: ведь сам Жук! И сам Ургант! И коньяк у них был хороший. Я еще тогда подглядела.

P.p. S.s.: И опять же, хотите верьте, хотите нет, но только я сдала текст в редакцию, как Жук мой любимый поставил у себя в фейсбуке новое свое стихотворение. Тот самый случай, когда всё, о чем ты мечтал сказать, выражено поэтическим языком точнее и в тысячу раз прекраснее. Поэтому и захотелось мне строчки из этого стихотворения эпиграфом сделать. Чудесное же ...

Майя Беленькая (Мюнхен)

Читайте также:

1. Моцарт, Сальери и я, или Как я расколола Сальери-Табакова. Журнал «Партнёр», № 8 / 2021. Автор М. Беленькая
2. Сказание о безымянной стюардессе. Журнал «Партнёр», № 7 / 2021. Автор М. Беленькая
3. Цыпкин, цыпочки и пара куриц. Журнал «Партнёр», № 4 / 2021. Автор М. Беленькая
4. Как доставить радость другому и сделать счастливее себя. Журнал «Партнёр», № 3 / 2021. Автор М. Беленькая